– Как будто тебе есть дело до того, забочусь я или нет.

– О, мне не все равно. Даже очень. Ты даже представить себе не можешь, сколько я всего получаю.

– Вот с этим я согласна. И что дальше? Ты планируешь ходить по барам, чтобы найти свой новый источник? Я знаю, это твоя тайная фишка – переспать и попробовать местные товары.

Джованни принимает мрачный вид.

– Это было очень давно. Более ста лет назад. Мне было восемнадцать. Ты собираешься вечно напоминать мне об этом? Я никогда не смогу это забыть?

– Ты можешь делать все, что захочешь. Это не имеет ничего общего со мной…

– Это имеет отношение к тебе. И все, чего я всегда хотел, это чтобы ты, черт возьми, посмотрела на меня. Признала меня.

Его тяжелый голос эхом разносится в тишине дождливого сада. Селлина моргает.

– Что? О чем, черт возьми, ты говоришь? Ты сказал мне…

– Я знаю, что я сказал, хорошо? Но я…

В дверь Джованни стучат. Он поворачивается, и Селлина слышит голос Асао с другой стороны.

– Я накрыл стол к ужину.

Джованни резко встает, затем берет большой ежедневник, лежащий между ними. Селлина поднимается, вытирая пыль со своих легинсов, и смотрит на него. Он отворачивается от ее взгляда и возвращается в свою комнату.

Они идут в сторону кухни в тягостном молчании. Селлина беспокоится о своем пропавшем друге и эмоциональном состоянии его мужа, поэтому сейчас не время танцевать со старыми скелетами из шкафа, принадлежащего ей и Джованни. Это последнее, что ей сейчас нужно.