ПЕЙЗАНЕ

Первая мысль была: хрястнуло молнией, но почему-то не насмерть. Вторая: что-то рвануло. Однако никаких предвестников грозы или шаровых молний я точно не наблюдал: нормальный летний день, обычная тёплая погода с несильным ветром. Да и взрываться было нечему: у покойных пулемётчиков даже паршивой РГД-33 с собой не оказалось, не патроны же методом подрыва вдруг ни с того ни с сего самоликвидировались!

Короче, «тайна сия велика есть». Кто сказал, хоть убей, не помню, но верно подмечено, как раз к моему случаю подходит. Поворачиваюсь.

Лепекстрическая сила! Куда раскоп девался? Рыл-рыл, чуть орден сутулого не заработал, а вместо ямы в песке — трава под ногами. Трава. Сочная, тёмно-зелёная, с разлапчатыми листочками. Почти по колено. Как называется — понятия не имею, но точно знаю, что в наших степях такую ни разу не встречал. Впрочем, как говаривал мой старший братец Сашка, «ежели ты, балбес, чего не знаешь, это ещё не значит, что такого не существует». Но вот почва… Вынимаю из чехла пехотную лопатку, втыкаю в землю… Нет, ребята, это не песок слежавшийся, даже близко не похоже!

И вообще… Совсем ни на что хорошее это не похоже! «Окультуренной» степи, перемежающейся балками, с обязательными лесозащитными полосами (спасибо товарищу Сталину за борьбу с суховеями!) и тянущимися вдоль невидимой вдалеке грунтовки телеграфными (или всё же телефонными?) столбами в обозримом пространстве не наблюдается. Раскопа, останков бойцов и свежевыкопанного пулемёта — увы, тоже, равно как и моего рюкзака вместе с почти новым фискарем: не какой-то там тосненской подделкой, а настоящим, «мэйд ин Финнланд». Наткнётся кто из камрадов на это место, обалдеет от такого «клада» небось!

Ну, да ладно, я не жадный, хотя и запасливый, шо тот хомяк. Пользуйтесь, авось и на моей улице фура с шоколадками перевернётся! Кстати, об «улице»: сумрак-то сгущается, вскоре совсем ночь придёт. По такой темряве куда-то лезть, шариться в поисках приключений на «нижние девяносто» дело бесполезное и даже вредное, тем паче, что фонарик мой в рюкзаке остался, а рюкзак-то «тю-тю». Так что давай-ка, Максим Белов, на привал приваливаться. Вон кушири у опушки леса, туда-то и пойду. Где лес, там и дрова, а где дрова, там и костёр. А с костром-то я где хочешь переночую! Вот только «кощеюшку» разберём, во избежание поломки: как-никак, а не три копейки стоит-то, случ-чего жаба задавит.

Ага, щас! Хворосту-то я натаскал… А чем костёр-то разводить? Спички-то тоже в рюкзаке остались, а от стёклышка-линзы, захомяченного в нарукавном кармане куртки-«афганки» на закате солнышка толку никакого: сфокусировать лучи не получится, в детстве проверял не раз. Лихорадочно роюсь по всем карманам куртки и брюк. Так… Индпакет, пузырёк йода, пачка обезболивающего и коробочка со шприцом промедола — хороший друг Дима-Айболит, (аж целый майор-медик) из крайней чеченской командировки привёз. Это всё не то… Нож китайский складной, с ложкой, вилкой, шилом, штопором и пилкой, пара мятых плиток гематогена и примерно с полкило пиленого сахара в целлофане. Полкуска мыла хозяйственного и пузырёк с перекисью. Это правильно, нужно: после работы с останками руки надо продезинфицировать. Чем и займёмся. Так, нитяные перчатки долой, чуть плеснём из фляги на руки, мылим-моем… Ещё не хватало какую заразу подхватить! Непочатая пачка пальчиковых батареек к металлоискателю: полезный девайс, потому как те, что с утра поставлены, уже порядком подсели. Документы: паспорт, военник, поисковая «корочка», маршрутный лист, записная книжка с карандашиком… Опять не то… Кошелёк со «штукой» бумажными и несколькими десятками монет мелочью. Тоже не… Стоп! А что это в маленьком отделении нащупывается? Вот она, зажигалочка! Китайская газовая одноразовка, всученная мне на сдачу в придорожном ларьке. Как знал, отдельно засунул, при себе держал! И ведь совсем о ней забыл, а как прижало — так ведь сыскал!

Костерок горит-потрескивает, лежу, спину грею, гематогеновую плитку посасываю, растягивая удовольствие: кто знает, когда ещё себе еды добуду, так что волей-неволей приходится энзэ экономить. Из фляжки солдатской тёплую водицу прихлёбываю с алюминиевым привкусом. Почему не лицом к огню? Так ведь места незнакомые, мало ли кто тут по ночам бродить может, так что слепить самому себе глаза светом костра — глупо и небезопасно. Нож-то на поясе висит, да и пехотная лопатка под рукой в землю воткнута, но уж больно несерьёзное это подспорье в случае чего: я же вам не Рэмбо какой, чтобы одним ножиком-режиком взвод злодеев на спагетти распустить. От огня позади всё тело постепенно согревается, наломавшиеся за день с лопатой мышцы нудно тянет тупая боль, но веки глаз сами постепенно смежаются…

Проснулся от холода: костёр давно погас, а утренняя роса покрыла всё вокруг, включая и мою скромную персону. Штаны, куртка, даже скрытая под ней синяя футболка с длинным рукавом — всё пропиталось влагой. Руки покрыты каплями воды. Провёл по лицу — тоже мокрое! Коснулся головы… Блин! А где же серебряный обруч с камнем? Вчера я так офигел от происшедшего переноса шайтан ведает куда и почему, что попросту о нём забыл. Точно помню, что с головы этот «серебряный венец» я не снимал. Так где же он? Оп-па! Пальцы нащупали… нащупали… обруч — но под волосами… нет, не под волосами: под кожей! Надо лбом, на месте камня, возникла небольшая малозаметная шишка, а остальной части обруча уже совсем не заметно. «Картина вторая — те же и пушной зверёк. И чего мне теперь с этим делать?»

Ладно. Раз ничего не поделаешь, то и делать нечего. Надо выдвигаться куда-нибудь, искать ближайший очаг цивилизации. Может, ещё удастся место копа к вечеру отыскать: авось никто к тому моменту там пошариться не успеет. Значит, там, где встаёт солнце, там восток. За спиной у меня, то есть на севере, опушка леса и докуда этот лес простирается лично мне неизвестно. Перед глазами довольно широкая травянистая пустошь, постепенно понижающаяся. А где низина, там вполне может быть река или ручей. Река же, скорее всего, может привести к людскому поселению. Значит, решено: собираюсь и иду искать ближайшую водную артерию. Голому одеться — только подпоясаться. Подобрал лопатку, засыпал на всякий противопожарный случай землёй погасшее кострище, прополоскал рот глотком воды из фляги и направился вниз через пустошь, оставляя за собой неровный ломаный след на хрустально-зелёном покрывале покрытых росою трав…

Как ни странно, но признак цивилизации мне попался гораздо раньше, чем самый захудалый водоём. Вместо водной артерии под моими ногами лежала артерия сухопутная, то бишь дорога. Узкая, не более двух метров шириной, дорога в двух колеях которой блестела грязь, а всё пространство между ними поросло травой, хотя и не такой высокой, как по сторонам этого «муравского шляха». Ладно, раз есть дорога, значит, есть и места, куда она может вывести. Вот только интересно: в какую сторону лучше повернуть, чтобы до этих самых мест поскорее добраться? Глянул влево-вправо: ничего на горизонте не видать! Значит, доверимся удаче. Достаю кошелёк, не глядя вытаскиваю монету: «Если орёл — иду направо, решка — налево. Раскрываю ладонь. Кругляш матово белеет: „Банк России 5 рублей“. Значит, так тому и быть!

…Похоже, зря я пошёл налево. „Левый уклон“ до добра не доводит. Уже километров пять топаю, а всё „ни деревни, ни домишки, и никто не даст коврижки“. Уже и пожевать бы чего неплохо. А энзэ трогать совсем не хочется. Хотя погоди-ка: что это там вдали виднеется? Мужик вроде. Поле пашет. Но за каким шайтаном не трактором или, на худой конец, культиватором, а плугом, в который впряжена лошадь? Что он, только из каменного века вылез, что ли? Надо подойти, поговорить, определиться по местонахождению.

Прохожу ещё пару сотен метров до пахоты, приближаясь к работнику клячи и плуга. Э, так и верно: лошадь — натуральная кляча, и хромает на правую заднюю ногу. А плуг… Нет, ребята, это ни разу не плуг. Это соха — цельнодеревянная, без колёс, да и, похоже, без лемеха. Такой пахать — только землю без толку царапать. Ра-бот-ни-чек, хай ему!

— Здорово, земляк! Бог в помощь!

— Гутен морген, херре рейсенде! Ви канн ишь хельфен?

Блин. А ведь он мне на немецком отвечает. Но на каком же отвратительном диалекте!

Не уверен, что этот бауэр поймёт мой „русишь-дойч“, но я-то его, худо-бедно, понимаю!

Перейдя на немецкий, повторяю приветствие.

— Скажи, где я нахожусь и как быстрее попасть в город?