«Я могу построить город! Я могу разрушить город!»
И внезапно до Леси дошло: эти слова могли бы принадлежать ей и сотням тысяч таких, как она, самонадеянных дур.
Растут они себе, подрастают и в определенный момент накачиваются пьянящей уверенностью: «Я все могу! Я знаю все лучше всех! Моя судьба в моих руках! Все у меня будет, как я решу! Я могу построить свой город! Он будет самый прекрасный, самый мой».
И что-то такое себе варганят в соответствии с собственными представлениями о красоте и гармонии.
Вовлекают в это дело ни сном ни духом не подозревающих о гигантских масштабах строительства невидимого града мужчин и других ни в чем не повинных членов семьи.
Горе, когда некая строительница собственного счастья вдруг якобы прозревает: не с тем строит! Не в той команде! И даже не по тому проекту!
«Я могу разрушить город!» – вот следующий тезис, который взрывает весь выстроенный мир.
И – поберегись!
Кто не спрятался – я не виновата! Я все должна поменять, настал момент такой. Потому что я – сама! Я – все могу! Ну, сокрушу пару судеб на своем пути – а как иначе?! А если я в них ошиблась? А если они не правы? А если…
Джинн – это ведь бес! Такой род нечистой силы. Женщина, одержимая гордыней и самоуверенностью, и есть этот самый бес. Бес-обольститель, сильный и могучий до тех только пор, пока не загонят его в лампу, или в бутылку, или еще в какой-нибудь надежный сосуд. Чтоб сидела и не рыпалась.
«Отчего ты сегодня бледна?»
Потом зачем-то вспомнились любимые стихи.
Родители ее были помешаны на книгах, собрали огромную библиотеку. В каждой комнате у них одна стена занята стеллажами. Книги укоризненно толпятся, просятся в руки. Это – лучшие друзья, собеседники, помощники, утешители.
Так говорил папа.
Мама много раз с волнением повторяла предсмертные слова Пушкина. Как принесли его, безнадежно раненного, домой, на набережную Мойки, уложили в кабинете, пытались спасти, дежурили при нем, как состояние больного все ухудшалось и ухудшалось.
Вот окинул Александр Сергеевич затуманивающимся взором полки с книгами и сказал им:
– Прощайте, друзья!
С книгами любимыми попрощался, как с лучшими своими друзьями. А он дружить умел беспримерно.
И вот последние его слова – к самым заветным своим друзьям, остающимся на полках книгам.
Книги заключают в себе души тех, кто их создал. Одна может навеять тоску, другая утешит и развеселит, третья не даст от себя оторваться – так и будешь ходить с ней повсюду, пока до конца не дочитаешь.