Провожает меня к комнате отдыха, где есть крошечная душевая и все, что нужно, чтобы привести себя в порядок. Я еще не до конца пришла в себя. Он слегка обнимает меня сзади и шлепает по попе со словами:
— Дальше — сама. Иди, мне надо работать. Пришли сообщение, когда надо выпроводить секретаря из приемной.
— А мой рисунок? — поворачиваюсь.
— Ах, да. — Он возвращается, хмыкает, подбирая с пола презервативы и пустую папку, потом внимательно рассматривает мой листок.
Я училась в детстве в художественной школе. И в танцевальной. Крутому предпринимателю нравится, когда я рисую его по памяти в разных позах и ракурсах. Иногда мне удается карандашом передать нежность в его лице, или азарт, или яркое желание. Может, я его чуть-чуть приукрашиваю, что-то усиливаю, а чего-то предпочитаю не замечать.
Ему мое занятие не просто по душе. Он отвечает… короткими стихами, записывая их от руки. Стихи обо мне и о любви ко мне. Похоже, он тоже меня слегка приукрашивает. Или я и вправду такая. Мой рисунок он аккуратно убирает в мощный сейф, закрывающийся на несколько замков. Надеюсь, листочку приятно в достойной компании из важнейших документов и финансов «на черный день». Оборачивается:
— Благодарю. Ты думала обо мне, — он немногословен.
Протягивает ответный листок. Беру дрожащей рукой, читаю. Текст писал восторженный юноша, хоть и слегка седой, точно.
Это у нас как игра — обмениваться листками бумаги, к которым приложили руку, а может, и что-то большее. Но мы очень рискуем. В первую очередь — он. Его жена — владелица этой фирмы. А у меня в руках сейчас одно из письменных подтверждений его измены.
— Я тебя не предам, — обещаю, чувствуя подступающие слезы.
И вижу необычное детски-счастливое выражение на его зрелом лице.
Выхожу из приемной, прижимая папку к груди. Навстречу по коридору идут люди. Останавливаюсь у стенки, пропуская их. Тех, кого знаю в лицо, вежливо приветствую. Вот проплывает мимо меня высокая, яркая, потрясающе красивая брюнетка лет сорока, наверное.
— Здравствуйте! — сегодня мое приветствие супруге Евгения Федоровича звучит особенно вымученно.
Не замечает, занята эмоциональным разговором с начальником юридического отдела. Интересно: она не ревнует мужа разве что к креслу, на котором тот сидит, но не подозревает меня, хотя видит почти в каждый свой приезд. Даже секретари у нашего шефа традиционно мужчины — она за этим зорко следит.
Наверное, я кажусь ей безопасной. Макияж накладывать не умею, одеваюсь… по погоде. Дурочка какая-то, наверное, думает. Евгений говорит мне — супруга болеет по женскому, поэтому все время ему отказывает. Ну, может, обманывает, конечно. Или она его.
За последний год, когда я стала лучше разбираться во взаимоотношениях полов, заметила, что большинство мужчин, которых я знаю, на самом деле никто не любит. Их используют. Отношения типа договорных: ты — мне, я — тебе. В том же темпе, с той же амплитудой. Во всех смыслах. А чаще даже так: ты мне много, а я тебе чуть-чуть, когда-нибудь и если очень сильно попросишь.
Женщины пластичны и коммуникабельны, они обычно легче переносят отсутствие секса, ну, немного поистерят, и все. А мужчинам нужно помочь снять напряжение, выпустить пар и тому подобное после очередных подвигов и стрессов. Пока они не устроили что-нибудь катастрофическое. Подвигом можно назвать многое, на что в значительной мере израсходована заложенная в мужчине сила, воля, напор. Если, конечно, заложена и израсходована — бывает по-разному.
Шеф ко мне не приставал. Но, конечно же, у него ко мне был особый интерес с самого начала. Он быстро стал для меня другом, благодетелем, почти отцом, за что я ему очень благодарна. И лишь потом, и так деликатно, он сделался моим первым. Но вот сердце мое, как оказалось, заполнить не сумел.