«Это он на языке знаков», — подумал Томек и, когда краснокожий повторил жест, понял его смысл.

Индейский язык жестов, несомненно, был первым универсальным языком обитателей Америки, причем некоторые знаки его настолько выразительны, что их могут понять даже люди, не посвященные в этот язык. Томек легко понял, что ему хотел сказать наездник. Жест этот означал «вперед» или «рывок вперед»! Значит, вот он — решающий момент. Правда, Томек еще не имел понятия, как ему удастся прорваться сквозь группу наездников дона Педро, но он без колебаний последовал совету индейца.

Томек припал к конской гриве, левой рукой коснулся теплой шеи и крикнул:

— Нильхи! Нильхи!

Лошадь вздрогнула, будто ее пришпорили. Вытянула длинную белую шею и бешено понеслась. В несколько минут она обошла двух мустангов, потом догнала лошадей, идущих за лидерами. И тут молодой индеец, находившийся впереди Томека всего лишь на расстоянии корпуса мустанга, широко размахнулся длинным толстым хлыстом из бизоньей кожи. Хлыст, сухо щелкнув по спинам «красно-желтых» наездников дона Педро, скользнул по крупам лошадей. Удар, по-видимому, был сильный, потому что один наездник чуть не вылетел из седла. От боли он рванул поводья. Резко остановленная лошадь ударила боком соседнего скакуна, который споткнулся и грохнулся наземь. А виновник всего, индеец, прорвался через образовавшийся просвет.

Но из-за этого чуть-чуть не упала Нильхи. Когда индеец замахнулся, Томек скакал слева от него. Лошадь дона Педро упала прямо перед Нильхи, преградив ей путь. Все произошло так быстро, что Томек уже не мог обогнуть свалившегося скакуна. Машинально он рванул удила, и Нильхи с ходу великолепным скачком перемахнула через живую преграду и, плавно опустившись, помчалась дальше.

Когда перед Нильхи открылся свободный путь, Томек оглянулся. Из клубка людей и лошадей стали вырываться отдельные всадники. Томек не мог видеть, что происходит с упавшей лошадью дона Педро, через которую только что перескочила Нильхи.

Убедившись, что преграда из наездников дона Педро прорвана, Томек занялся только своей лошадью.

В каких-нибудь тридцати метрах впереди скакал индеец, в двухстах-трехстах — шел вороной дона Педро.

Старый навахо, объезжавший Нильхи, был прав, утверждая, что, услышав свое индейское имя, она станет настоящим ветром прерий.

Подавшись вперед, Томек скакал, опустив поводья. Нильхи, вытянувшись в струну, неслась с необыкновенной легкостью. В пять минут она поравнялась с последним скачущим мустангом. Несколько десятков метров лошади шли рядом.

— Нильхи! — крикнул Томек, коснувшись левой рукой ее шеи.

Метр за метром отставал индейский мустанг. Белая шерсть Нильхи взмокла от пота. На повороте кобылица не замедлила хода, вихрем пронеслась мимо столба с американским флагом и вышла на прямую, ведущую назад к арене.

Наездник на вороном оглянулся и, заметив соперника, ударил коня хлыстом. Некоторое время кони держались на одинаковом расстоянии. Томек оглянулся. Сзади, в каких-нибудь двухстах метрах, скакали три лошади. Остальные растянулись длинной цепью.

— Нильхи! Нильхи! — крикнул Томек в третий раз. — Быстрее, Нильхи!

Кобылица напружинилась и, склонив стройную голову, пошла еще быстрее. Ноги Томека, стискивающие ее бока, чувствовали, как дрожат конские мускулы. Длинная белая грива лошади развевалась на бегу и щекотала лицо юноши.

Томек впился взглядом в вороного. Расстояние между ними с каждой минутой сокращалось. Нильхи была в поту. С ее морды на пурпурную поверхность прерии летели хлопья белой пены.

Наездник на вороном ежеминутно оглядывался, не переставая погонять коня хлыстом, но Томек явно обходил его. За милю от арены оба скакуна сравнялись. Нильхи уже сильно устала, но Томеку достаточно было одного взгляда, чтобы убедиться, что и вороной совсем выбился из сил. Сомнений не было: Нильхи должна выиграть!

И вот Нильхи начала выходить вперед. Мексиканца охватила ярость. Чтобы бросить своего коня вперед, он ударил его хлыстом по голове.

Томека затрясло от возмущения. Он даже готов был позволить вороному обойти чудесную Нильхи, лишь бы помешать этому варварскому истязанию коня.