Арас оттолкнул его, а Лоринде крикнул издеватель ским тоном: «Проходите, чего там!» — и она прошла. Она казалась измученной и постаревшей, и это было так неожиданно для Дормэса, знавшего ясную твердость ее характера.
Арас хихикнул:
— Ха, ха, ха! Ваша подружка, сестренка Пайк…
— Подруга моей жены!
— Ладно, хозяин! Пусть будет по-вашему! Подруга вашей жены — сестренка Пайк получила как следует за то, что нахальничала с судьей Суоном! Больше она не компаньонка мистера Ниппера — он один будет хозяином их гостиницы, а сестренка Пайк вернется к горшкам на кухню, где ей и место! А, может, скоро так будет и с другими дамами, которые воображают, что они очень модные и независимые!
И снова у Дормэса хватило здравого смысла не броситься на штыки. Громкий голос возвестил из комнаты суда:
— Следующее дело! Дормэс Джессэп.
За судейским столом сидели Шэд Ледью в форме батальонного командира минитменов, бывший школьный инспектор Эмиль Штаубмейер, с погонами прапорщика, и третий — высокий, довольно красивый человек, с чересчур холеным лицом. На нем был мундир полковника ММ с буквами «ВС» на воротнике. Он был лет на пятнадцать моложе Дормэса.
Дормэс догадался, что это военный судья Эффингэм Суон, в свое время подвизавшийся в Бостоне.
Минитмены проводили его до скамьи подсудимых и удалились. Двое из них — деревенский парнишка с молочно-белым лицом и бывший служащий бензозаправочной станции — остались на страже по эту сторону входа — входа для преступников.
Судья Суон встал и, словно приветствуя старого друга, заворковал, обращаясь к Дормэсу:
— Дорогой мой, мне очень жаль, что пришлось вас побеспокоить. Мне просто надо вас кое о чем спросить. Садитесь, пожалуйста. Джентльмены, в отношении мистера Дормэса нам, конечно, незачем ломать комедию форменного допроса. Давайте сядем все за этот дурацкий стол… на места, куда сажают невинных ответчиков и преступных адвокатов… сойдем с этого алтаря…слишком возвышенного для такого вульгарного биржевого игрока, как я. Пожалуйста, профессор, пожалуйста, мой дорогой капитан. — И затем, обернувшись к траже: — Выйдите и подождите в коридоре. Закройте дверь.
Несмотря на легкомысленный тон Эффингэма Суона, Штаубмейер и Шэд двинулись к столу со всей важностью, к какой обязывала их форма. Суон весело последовал за ними и, протянув все еще стоявшему Дормэсу свой черепаховый портсигар, ласково пропел:
— Курите, пожалуйста, мистер Дормэс. Почему бы нам не держать себя запросто?
Дормэс неохотно взял папиросу, неохотно сел на стул, на который Суон указал ему совсем не приятельским, а резким, повелительным жестом.
— Моя фамилия Джессэп, полковник. Дормэс — это мое имя.
— А, вот как. Вполне возможно. Почему бы и нет. Совсем во вкусе Новой Англии: Дормэс. — Суон откинулся назад в деревянном кресле, заложив сильные, холеные руки за голову. — Видите ли, милейший. У меня такая скверная память. Я буду вас называть просто «Дормэс» без мистера. Тогда это может сойти и за имя и за фамилию. И мы все будем чувствовать себя друзьями. Так вот, милейший Дормэс, я просил моих друзей из ММ… Надеюсь, они не были слишком назойливы, — у местных отрядов есть такие замашки… Во всяком случае, я просил их пригласить вас сюда просто для того, чтобы посоветоваться с вами как с журналистом. Не думаете ли вы, что большинство местных крестьян уже приходят в себя и готовы принять корпо, как fait accompli[15]?
Дормэс проворчал:
— Я предполагал, что меня притащили сюда, — и, если хотите знать, ваши молодцы были весьма, как вы выражаетесь, «назойливы»! — из-за передовой статьи, которую я написал о президенте Уиндрипе!
— Ах, так это были вы, Дормэс? Вот видите! Я был прав… Вот что значит плохая память! Теперь я припоминаю какой-то незначительный инцидент в этом роде что-то о нем говорится в деле. Берите еще папироску, мой друг.