Молодой человек придвинул свой стул к соседке и следил, чтобы ее бокал не оставался пустым… Начали петь патриотические песни, какие только сохранились в народной памяти.
Подобные народные гулянья производят на присутствующих чрезвычайно цельное и трогательное впечатление; первоначально можно бы думать, что там услышишь одни пьяные разговоры и шансонетки. Ничего подобного; слава своей родины, надежда на будущее благополучие — вот что составляет содержание этих собраний, где все сердца бьются в унисон, полные одних и тех же чувств.
Поль де Марсэ воспользовался общим воодушевлением, вызванным выпитым шампанским и пением патриотических песен, чтобы поговорить с Шарлоттой и вызвать в ее беззащитном и девственном сердце первые проблески чувства. Что он ей говорил? Увы, было не так трудно смутить наивную простоту ее первых мечтаний! Разве не всякая женщина в шестнадцать лет желает, чтобы ее любили и говорили ей об этом? Он рассказал ей, что уже давно заметил ее, но не осмелился подойти к ней, чтобы высказать свои чувства; наконец сегодня вечером, не будучи в состоянии больше справиться с собой, он решился сделать последнюю попытку узнать свою судьбу; его намерения были вполне чисты, а его общественное положение вовсе не выше ее. Что такое, в сущности, клерк нотариуса? Простой канцелярский служитель, зарабатывающий свой хлеб услугами другим людям; никакой разницы в их положениях нет. Одно ее слово сделает его навек счастливым или несчастным… Он почти склонился к ней, молодой, красивый, обольстительный, вливая с адским искусством смертельный яд в ее юное сердечко… А родители в это время продолжали петь и ничего не видели… То, что должно было случится, случилось! Молодая девушка доверчиво отдалась тем новым чувствам, которые ловкий обольститель сумел зародить в ней, и в тот же вечер они обменялись клятвами вечной любви.
Поль де Марсэ, может, был не так уж виноват, как можно бы думать; он сам потерял голову вблизи этого чудного и чистого ребенка и сам влюбился с такой горячностью, которой еще не знал до сих пор, а сила и искренность его собственного увлечения сделали его только еще более опасным для неопытного и беззащитного сердца. Легко предугадать, каковы были последствия этой первой встречи молодых людей.
Три месяца спустя бедная Шарлотта, совершенно не умевшая защищаться, как и большая часть жертв обольщения, сделалась любовницей Поля де Марсэ, и в один прекрасный день, испугавшись последствий, которые уже были заметны, кончила тем, что уступила настояниям своего возлюбленного и не возвратилась более под родительский кров.
Поль де Марсэ, продолжавший выдавать себя за клерка у нотариуса, имея поддержку от своих родных, поместил молодую девушку в маленькой, хорошенькой вилле в окрестностях Палезо, по дороге в Со, будучи уверен, что в этом уединенном месте никто не будет нарушать спокойствия его тайной для всех любви.
Шарлотта произвела на свет одного мальчика и трех девочек, и Поль, любовь которого все росла, — обстоятельство чрезвычайно редкое среди мужчин его круга, — продолжал посвящать ей все свободное время и окружал ее трогательными заботами и знаками своей любви.
Молодая мать жила среди скромной роскоши, тихо и уединенно; кухарка, горничная и нянька для детей составляли штат ее прислуги, и она не удивлялась этому довольству, так как Поль Сеген — это было имя, которым назвался де Марсэ, — сказал ей, что он зарабатывает у своего нотариуса много денег, и это было вполне достаточно для Шарлотты, слепо верившей каждому его слову. Молодая женщина была вполне спокойна за будущее; задержка в свадьбе была приписана его старой матери, имевшей совсем другие виды для своего сына, которую Поль не хотел огорчать. Но все это должно было устроиться как нельзя лучше, и Шарлотта была бы вполне счастлива, если бы время от времени ее мысли не переносились в домик в местечке Лила, куда она больше уже не появлялась.
Что-то с ними сталось за эти пять лет, с ее отцом, матерью, маленькими братьями? Слезы навертывались тогда у нее на глазах, но Поль старался осушить их своими поцелуями. Неужели ее не простят когда-нибудь? Как бы тогда все были счастливы! И Шарлотта легко позволяла убедить себя в этом, продолжая жить в надежде на этот столь желанный день.
Однажды утром, когда де Марсэ должен был обедать у д"Альпухары, ею овладело какое-то страшно печальное предчувствие; накануне какие-то подозрительные люди все ходили вокруг ее дома, и ее охватил непонятный ужас при мысли, что де Марсэ не вернется на следующую ночь: этот последний уходил под предлогом путешествия со своей матерью. Хотя она и привыкла к его частым отлучкам, так как молодой человек не думал забывать ради нее ни обязанностей по службе, ни общества, ни своих удовольствий, но все-таки очень хотела, чтобы он не уходил в тот вечер.
Поль отвечал только смехом на эту, как он говорил, нервную впечатлительность; но и он весь день был сумрачен и беспокоен. Ему казалось, что какое-то несчастье, которого он не мог предвидеть, готово обрушиться на него, и вечером, когда он пришел к португальскому посланнику, эти черные мысли еще не совсем покинули его. Однако веселость собеседников и роскошь обеда, а также великолепие вин Бургундии и Рейна, привели его в конце концов в более или менее благодушное настроение.
Его расстроенный вид не ускользнул от его друга, Мануэля де Кастро. Когда гости проходили в курительную комнату, знатный португалец, дружески взяв молодого человека под руку, увлек его в уголок комнаты и спросил с участием:
— Что такое с вами, Поль, было сегодня вечером, когда вы только что приехали? Вы мне показались мрачным и озабоченным!
— Абсолютно ничего, дорогой Мануэль, — отвечал де Марсэ, — или, вернее сказать, почти ничего, пустяки, некоторые затруднения, совершенно не важные, касающиеся моих семейных дел; это совсем не заслуживает вашего внимания!
— Я очень рад, что ошибся, — возразил португалец, бросая на де Марсэ испытующий и пристальный взгляд. — Я думал — что-нибудь более серьезное. Знаете, Поль, если вам когда-нибудь понадобится услуга…
— Спасибо за участие, мой дорогой; я об этом буду вспоминать не затем, чтобы воспользоваться вашим обещанием, а чтобы еще больше любить вас за это!
— Это мы увидим, — пробормотал про себя португалец, и его черные, мрачные, холодные, как сталь, глаза снова остановились на собеседнике; в них видно было скорее выражение непримиримой ненависти, чем испытанной дружбы.
В это время голос графа д"Альпухара, приглашающего своих гостей, положил конец их разговору. Слуги только что установили стол для игры в баккара, и каждого из гостей приглашали, принять в ней участие.
Игра у португальского посланника велась чрезвычайно крупная, и партии, составлявшиеся у него, были известны всему Парижу.
В одну из таких ночей Даминар Конти и турецкий посланник сели вдвоем играть в экарте; ставка равнялась одному миллиону. Турку не повезло, и он проиграл. Но на следующую ночь Халилбею удалось отыграться и даже выиграть, кроме того, пятьсот тысяч франков у своего партнера. В другой раз рассерженный хвастливостью турка Сольн побился об заклад, что тот не примет той партии, которую предложит ему Сольн. Турок, напротив, согласился. Когда противники уже обменялись честным словом, то Сольн предложил ему сыграть партию на жизнь: проигравший должен пустить себе пулю в лоб. Предложение было принято турецким посланником, и два безумца, положив возле себя револьверы, хладнокровно принялись за игру. Однако вмешались присутствующие и прекратили эту безумную партию.