Иначе рассказывала про обстоятельства создания этого и следующего стихотворения С. А. Толстая-Есенина. Она вспоминала, что стихи были написаны в Мардакянах, близ Баку, когда они жили там у пригласившего их П. И. Чагина: «В то время Есенин очень плохо себя чувствовал. Опять появилось предположение, что у него туберкулез. Он кашлял, худел, был грустен и задумчив. Настроениями и разговорами этих дней навеяны оба эти стихотворения» (Восп., 2, 261).
Рецензируя номер журнала, где было напечатано это и ряд других стихотворений Есенина, М. Г. Майзель писал: «Стихотворный раздел представлен пятью авторами (среди них С. Есенин, Клычков и др.), которые дали ряд ординарных стихотворений. В таком окружении не трудно выделиться “рыдалистым” строкам Есенина, который, монополизировав грусть и печаль всей современной русской литературы, достигает в этой тоскующей лирике больших успехов» («Красная газета», веч. вып., Л., 1925, 26 ноября, № 286).
«Жизнь — обман с чарующей тоскою...»
Бак. раб., 1925, 21 августа, № 189; Кр. новь, 1925, № 8, октябрь, с. 95.
Печатается по наб. экз. (машинописный список с пометами С. А. Толстой-Есениной).
Автограф — собрание А. А. Есениной (хранится у наследников), с датой 17 августа (проставлена С. А. Толстой-Есениной), парный к автографу «Гори, звезда моя, не падай...»: перед текстом автором поставлена цифра II, под текстом подпись (под автографом «Гори, звезда моя, не падай...» подписи нет). Сохранился также список, выполненный С. А. Толстой-Есениной, с авторской подписью — РГАЛИ (ф. П. И. Чагина), без даты. В списке перед текстом цифра II — следовательно, имелся парный список «Гори, звезда моя, не падай...», местонахождение которого не установлено. Данные списки служили оригиналом для публикации в Бак. раб. В наб. экз. С. А. Толстой-Есениной проставлена дата: 18 августа. Датируется по помете на автографе.
«Сыпь, тальянка, звонко, сыпь, тальянка, смело!..»
Бак. раб., 1925, 9 октября, № 230; Кр. новь, 1925, № 8, октябрь, с. 92.
Печатается по наб. экз. (список С. А. Толстой-Есениной) с исправлением в ст. 3 («не пыли» вместо «не пыль»).
Автограф неизвестен. В наб. экз. — без даты, в Собр. ст. — сентябрь 1925 г. Имеется список С. А. Толстой-Есениной с датой: «8 сентября 1925. Москва» (РГАЛИ). Датируется по списку.
«Я красивых таких не видел...»
Кр. нива, 1925, № 42, 11 октября, с. 1001.
Печатается по наб. экз. (машинописный список) с исправлением в ст. 22 («Потому и достался не в срок» вместо «Потому и достался ни в срок»).
В наб. экз. это и следующие три стихотворения — без дат, в Собр. ст. — сентябрь 1925 г. В РГАЛИ — список этих четырех стихотворений с пометой: «Запись С. А. Толстой под диктовку Есенина с его собственноручной правкой». На списках С. А. Толстой-Есениной проставлена дата: «13.IX.1925». Все четыре стихотворения датируются по этим спискам.
Стихотворения предполагалось напечатать также в Бак. раб. Сотрудник газеты С. Файнштейн писал 26 сентября 1925 г. С. А. Толстой-Есениной: «Стихи получены. Пойдут, как вы просили, “Сестре Шуре” — все вместе» (ГЛМ). В. А. Мануйлов сообщал Есенину, что публикация намечена на 2 октября (см. Восп., 2, 187), но она не состоялась.
Эти четыре стихотворения представлялись автору единым циклом. Именно так они были опубликованы в Кр. ниве — заголовок имел, правда, нейтральный характер «Стихи Сергея Есенина», но посвящение «Сестре Шуре» было единым для всех четырех стихотворений. Единым циклом предполагалось их напечатать в Бак. раб. Однако последовательность стихотворений менялась. В диктовке Есенина второе стихотворение «Ах, как много на свете кошек...» шло последним; в Кр. ниве поменялись местами третье и четвертое стихотворения. В наб. экз. внешние признаки цикла сохранены не были: все стихи получили одинаковые, но каждое свое отдельное посвящение.
«В один из сентябрьских дней Сергей предложил Соне <С. А. Толстой-Есениной> и мне покататься на извозчике. День был теплый, тихий. Лишь только мы отъехали от дома, как мое внимание привлекли кошки. Уж очень много их попадалось на глаза. Столько кошек мне как-то не приходилось встречать раньше, и я сказала об этом Сергею. Сначала он только улыбнулся и продолжал спокойно сидеть, погруженный в какие-то размышления, но потом вдруг громко рассмеялся. Мое открытие ему показалось забавным, и он тотчас же превратил его в игру, предложив считать всех кошек, попадавшихся нам по пути... Это занятие нас всех развеселило, а Сергей увлекся им, пожалуй, больше, чем я. Завидев кошку, он вскакивал с сиденья и, указывая рукой на нее, восклицал: “Вон, вон еще одна!..” Когда мы доехали до Театральной площади, Сергей предложил зайти пообедать. И вот я первый раз в ресторане. Швейцары, ковры, зеркала, сверкающие люстры — все это поразило и ошеломило меня. Я увидела себя в огромном зеркале и оторопела: показалась такой маленькой, неуклюжей, одета по-деревенски и покрыта красивым, но деревенским платком. Но со мной Соня и Сергей. Они ведут себя просто и свободно. И, уцепившись за них, я шагаю к столику у колонны. Видя мое смущение, Сергей все время улыбался, и, чтобы окончательно смутить меня, он проговорил: “Смотри, какая ты красивая, как все на тебя смотрят...”... А на следующий день Сергей написал и посвятил мне стихи: “Ах, как много на свете кошек, нам с тобой их не счесть никогда...” и “Я красивых таких не видел...”» (Восп., 1, 119–120).
«Ах, как много на свете кошек...»