– Михалыч, этого в пятую. Адвокат приедет, позови. Допрашивать будем.

В камере три мужика разного возраста. Я здороваюсь и прохожу к свободной койке. Осторожно сажусь на край, не желая касаться воняющего сыростью матраса, а потом ложусь, не выдержав чудовищного напряжения, сковавшего мышцы. Плевать на мягкость подушки и чистоту белья. На все плевать… Куда больше меня ранит ее неверие… Каролина мне не верит… Столько лет меня знает и думает, что я способен на такое!

– Вяземский, на выход! Руки за спину, ноги на ширине плеч.

Запястья сковывают наручники. Меня ведут по уже знакомому коридору. Конвойный толкает неприметную дверь без вывески. Свирепый уже тут, слава богу!

– Присаживайтесь, Глеб Андреевич. Меня зовут Олег Ломов, я буду вести ваше дело.

– Слава богу, что не этот… как его…

– А, Светлов? Он просто вас доставил.

– Меня незаконно доставили, товарищ лейтенант. Доказательства моей вины нет, – произношу твердо.

– Мы во всем разберемся. Потерпевшая не могла причинить себе такие увечья. Судебный медик подтвердил, что удары и ссадины ей нанес другой человек. Кто это мог быть?

– Дом оснащен камерами и…

– Камеры были отключены с двадцати двух часов ночи. Светлов уже доложил об этом.

– Как? Я их не отключал.

– Пока у вас нет алиби, Глеб Андреевич. Свидетелей нет, подтвердить ваши слова никто не может.

– Я долго молчал, надеясь на ваше благоразумие, – включается в разговор Свирепый. – У нас есть свидетель, который поможет следствию. Я договорился с матерью Татьяны, она завтра приедет и расскажет о дочери все. И врач из закрытой психиатрической лечебницы тоже. Так что… Я настоятельно рекомендую вам отпустить моего подзащитного под подписку о невыезде.

– Психическое состояние потерпевшей к делу не относится. Если девушка больна, ее можно насиловать, по-вашему? – хмурится Ломов.

– Относится, товарищ лейтенант. Девушка могла оговорить Вяземского. Татьяна Ильичева – опасная психопатка.

– Глеб Андреевич остается здесь, и точка. Еще вопросы есть или мы продолжим допрос?