На дереве оказалось птичье гнездо, сплетенное из прутиков и лозы. Кельвин устлал его чем-то пушистым. Места хватало, но Габи решила прижаться потеснее — как они делали раньше. Сирокко задумалась, не пора ли положить этому конец, но потом решила, что пока без разницы.

— Рокки?

— Что?

— Ты смотри остерегайся его.

Пришлось вернуться с самого порога сна.

— К-кого? Кельвина?

— С ним что-то не то.

Сирокко скосила на Габи воспаленный глаз.

— Слушай, Габи. Спи-ка ты лучше. — Она потянулась и шлепнула подругу по заднице.

— Нет, ты остерегайся, — сонно пробормотала Габи.

"Хоть бы как-то отличать утро от вечера, — зевая, подумала Сирокко. — Куда как легче было бы вставать. Петуха бы какого-нибудь — или пусть бы солнечные лучи падали под другим углом".

Габи все еще спала рядом. Сирокко высвободилась из ее объятий и встала на широкой ветви дерева.

Кельвина поблизости не наблюдалось. Завтрак был на расстоянии вытянутой руки — лиловый фрукт с ананас размером. Сирокко сорвала его и съела вместе с кожурой. Потом полезла наверх.

Это оказалось проще, чем она думала. Сирокко поднималась в таком же темпе, как если бы взбиралась по веревочной лестнице. Тут стоило добрым словом помянуть и четверть жэ, и идеальное для лазанья дерево — куда удобнее всех тех, что она излазила лет примерно с восьми. Там, где не хватало сучков, отличные зацепки давала бугристая кора. Правда, Сирокко добавила к своей коллекции несколько новых ссадин, но такую цену она охотно готова была платить.

Впервые со своего прибытия на Фемиду она была по-настоящему счастлива. Сирокко не брала в расчет встречи с Габи и Кельвином, ибо там оказывалось слишком много эмоций на грани истерики. А сейчас ей было просто здорово.

— Черт, а ведь очень давно так не было, — пробормотала Сирокко. Мрачностью она никогда не отличалась. На борту «Укротителя» выпадали славные деньки, но такой безудержной радости не было. Припоминая, когда же такое случалось в последний раз, Сирокко решила, что в тот день, когда она узнала, что после семилетних попыток наконец получает под свою команду корабль. Воспоминание вызвало улыбку; вечеринка тогда удалась на славу!

Но вскоре Сирокко отбросила в сторону все мысли и дала себе всецело слиться с движением. Она ощущала каждую свою мышцу, каждый сантиметр своей кожи. В лазании по дереву нагишом была какая-то удивительная свобода. Раньше нагота связывалась для нее с конфузом и опасностью. Теперь она ее обожала. Голыми пятками Сирокко ощущала грубую опору ствола и надежную податливость ветвей. Ей хотелось заверещать почище Тарзана.

Приблизившись к вершине, она вдруг услышала какой-то странный звук. Из-за плотной завесы желто-зеленой листвы несколькими метрами выше ее время от времени доносился отчетливый хруст.

Двигаясь дальше все осторожнее, Сирокко поднялась на горизонтальную ветвь и бочком стала подбираться к открытому пространству.

Перед ней оказалась синевато-серая стена. Сирокко представления не имела, что бы это могло быть. Хруст снова раздался, уже громче и чуть выше. Мимо пролетел ворох обломанных веток. А потом, совершенно внезапно, перед ней возник глаз.