Сирокко решила, что главное — действовать. Чтобы кровь быстрее текла. Так что они, скалывая по пути лед, полезли по стволу. И через пятнадцать минут добрались до стены.
Габи внимательно ее осмотрела, затем собралась с силами и принялась орудовать ледорубом. Разобравшись со льдом, колоть она не перестала. Теперь по сторонам летело серое вещество самой стены. Поняв замысел подруги, Сирокко тоже взялась за ледоруб.
Некоторое время они в том же духе и продолжали. Дыра получалась полметра в диаметре. Сочившееся из стены белое молоко тут же замерзало — приходилось рубить и его. Габи превратилась в настоящего снежного чертенка; снег облепил ее с головы до ног, запорошил шарф, которым она замотала рот и нос, сделал из ее бровей пышные белые гребни.
Вскоре труженицы добрались до нового слоя — слишком жесткого. Габи яростно на него набросилась, но в конце концов вынуждена была признать, что не прорубается ни на сантиметр.
Бессильно опустив руки, она пожирала взглядом подлую стену.
— Н-да. А идея была хорошая. — И Габи с остервенением ударила ногой по сугробу, что образовался рядом за время их ударной работы. Потом, запрокинув голову, уставилась во тьму. Во тьме Габи явно что-то заприметила, так как вдруг шагнула назад и ухватилась за Сирокко, поскользнувшись на льдинках.
— Там темное пятно, — сообщила она, указывая пальцем. — Метрах в десяти… нет, в пятнадцати. Чуть справа. Видишь?
Сирокко сомневалась. Несколько темных участков она видела, но ни один из них не напоминал пещеру.
— Надо бы посмотреть.
— Дай-ка я. Ты тут славно потрудилась.
Габи помотала головой.
— Нет. Я легче.
Сирокко возражать не стала, и Габи, поднявшись на цыпочки, забила в стену крюк. Потом привязала к нему веревку и подтянулась так, чтобы забить второй. Когда забила второй, вырвала первый и снова забила его в метре над вторым.
На подъем ушел целый час. Сирокко, дрожа, топталась внизу и стряхивала с себя ледяной душ, которым осыпала ее Габи. Под завязку на плечи ей рухнул целый снежный карниз, и несчастная с диким воплем упала на колени.
— Извини, пожалуйста, — крикнула сверху Габи. — Но я тут кое-что нашла. Дай только проход расчищу, а потом ты поднимешься.
Проход был так узок, что Сирокко едва протиснулась — даже после того, как Габи славно поработала там ледорубом. Внутри оказалась полость шириной метра полтора, а вышиной — чуть поменьше. Сирокко пришлось сначала снять рюкзак, а затем втащить его за собой. После двух женщин и пары рюкзаков туда влез бы еще, пожалуй, спичечный коробок. Но дышать было бы уже трудновато.
— Как, удобно? — спросила Габи, аккуратно отодвигая впившийся ей в шею локоть Сирокко.
— Извини. Ой, опять извини. Черт, Габи, тут моя нога!
— Прости. Только если ты раздавишь… ага, так лучше, но теперь ты встала мне на…
— Куда? О Господи. — И Сирокко вдруг неудержимо расхохоталась. Она зримо представила себе, как сгибается в три погибели, скребя хребтом по потолку, а Габи отчаянно пятится, стараясь убраться с дороги.