Вступление

Приветствую Вас, дорогой друг. Начну с того, что никого ничему не хочу научить: хочу просто поделиться тем, что на протяжении жизни открывалось мне. И, конечно же, благодарю за то, что обратили внимание на эту работу. Надеюсь, она не станет моим скучным монологом. Полагаю, наше общение станет виртуальной беседой, диалогом, где Вы в процессе чтения сможете соглашаться или спорить со мной. Где Вы где-то скажете: «Точно! Как я и предполагал». А в другом месте поначалу, может быть, даже и возразите. Подумаете: «Не может быть!» Но очень надеюсь, что только поначалу.

Вероятно, Вы уже почувствовали, что вслед за столь претенциозно прозвучавшей темой в названии книги, в начале текста стала сквозить некая несерьезность. По этому поводу память вытащила из бессознательной сути воспоминание о давно прочитанном, — а потому не помню уже где, — факте из жизни Нильса Бора, который, как известно, стоял у истоков создания американской ядерной программы. Однажды, отвечая на замечание корреспондента о шутливом тоне, с которым он отозвался о собственных исследованиях, Нильс Бор изрек, казалось бы, на первый взгляд странную фразу (не дословно): суть этих исследований настолько серьезна, что о них нельзя говорить иначе, как в шутку.

А если посмотреть на проблему с другой колокольни? Разве мало в истории науки было «серьезных научных» открытий, которые в скором времени оказывались очередными мыльными пузырями? Да сколь угодно, даже без оглядки на времена оно: стоит хотя бы вспомнить советскую биологическую науку с середины тридцатых до середины шестидесятых годов двадцатого столетия, характеризовавшую классическую генетику («вейсманизм-морганизм» по их выражению) как «реакционную буржуазную лженауку».

Да что говорить? Думаю, не меньше четверти нынешних ученых произвела свои кандидатские и докторские диссертации по абсолютно ничтожным темам только для того, чтобы пополнить армию чиновников от науки. И наоборот: темы, которые были заявлены вскользь, случайно «выплывавшие» из шуточных предположений или те — с замахом на супер амбиции, над которыми потешался обыватель, оказывались не только жизнеспособными, но становились обыденностью, повседневностью. Как там — у Роберта Рождественского? «Мужичонка-лиходей, рожа варежкой, дня двадцатого апреля, года давнего» взял, да и возомнил, что смастерит «два великих крыла».

Перед коллегами-психологами хочу сразу же снять шляпу — извиниться за некоторое неудобство, за некоторый, так сказать, непрофессионализм в подаче материала. С одной стороны, за то, что нечто уже известное им, выражаясь языком тинэйджеров, тупо придется пробежать глазами, а с другой — какие-то «незыблемые» психологические категории «посчастливится» увидеть под несколько иным углом зрения. И связана такая подача информации с желанием достучаться своим исследованием до как можно большего количества читателей. А как сказал некогда Фриц Перлз — основоположник гештальт-терапии (опять же не дословно), что с психологическим методом, который излагается непонятным для большинства интеллигентных людей языком, что-то не так.

За несерьезностью начала в нашей работе «прячется» достаточно серьезный, глубокий слой знаний, который скрыт пока для официальной науки за недостаточностью понимания места физического тела в конгломерате «человек». Конечно, сейчас выскажу прописную истину, но, как мне кажется, на нее в данном контексте обязательно стоит обратить внимание. Многое из того, что связано с психикой человека и что вчера еще было мистикой и относилось к области эзотерики, сегодня — реальность, которую осваивают, как различные отрасли фундаментальной и прикладной науки, так и охранные службы, и разведки всех государств мира в виде пси-технологий воздействия на человека. А в эзотерике остаются те вещи (ноумены), которые для «здравого смысла» все еще являются вещью в себе, то есть не освоенным еще нынешней цивилизацией знанием, до которого поступательность прогресса пока не дотянулась. Чтобы исключить путаницу, в рамках нашей концепции знание (вещи в себе, ноумены) — область эзотерики обозначим как sciencia, а знания (территория феноменов) — область прикладной науки и социума вообще — как cognicio (фундаментальная наука, предполагаю, между ними). Другими словами, sciencia, скажем так, знание божественное, а cognicio — знания цивилизационные. Если взять любую вещь, не сотворенную или же сотворенную человеком, в ней будет присутствовать и то, и другое.

На этом с реверансами и предварительным уточнением по поводу прописной истины, что сциентивное знание по мере его освоения рано или поздно для человечества становится когнитивным, пожалуй, и закончим.

О чем мы до этого говорили? О том, что достаточно серьезный, глубокий слой знаний, который только пробивает себе дорогу в научную сферу, пока еще ни для психологии, которая своим названием амбициозно заявляет, что она наука о душе, ни для психогенетики и дифференциальной психофизиологии недоступен. Последняя возникла на стыке дифференциальной психологии и психофизиологии благодаря учению И.П.Павлова о типах высшей нервной деятельности и свойствах нервной системы. Спросите — к чему такое уточнение? К тому, что в дальнейшем этого учения и его некоторой некорректности относительно человеческой психики по сравнению с психикой высших животных мы еще коснемся. Все эти научные направления осваивают энергоинформационное пространство индивида — через изучение физического тела, — структуру и биохимические реакции, — и его поведение, т. е. методом тыка, за недостаточностью понимания как места этого физического тела в конгломерате «человек», так и самого конгломерата. Пока еще очень трудно себе представить в их категориях, что генотипический и личностный (фенотипический) аспекты человека, отраженные в поведении, прежде всего, через темперамент и характер, имеют архетипический, сущностный прототип с его эволюционным (реинкарнационным) уровнем развития. Но в случае, когда такое представление появляется, заявления о какой-либо случайности в судьбе людей, а значит и о пресловутой свободе, как ее понимает большинство из нас, становятся, мягко говоря, неприемлемыми. Возьмем, например, акцентуированные черты характера, как наиболее выраженные внешне формы нормальной психики. На что при взгляде на них необходимо обратить внимание? Прежде всего, на определенные для каждого темперамента, не обремененного специальными навыками, модели реакций на стрессовые для психики обстоятельства, которые, как правило, обслуживаются определенными социально обусловленными энергоинформационными конструктами — субличностями. Психика индивидуума на заре онтогенетического развития, на заре формирования личности, — когда приходит время считывания подобных конструктов из окружающей социальной среды, — одни из них берет себе на вооружение, а другие отвергает как несвойственные для себя. И данная сепарация в большинстве своем (мои извинения последователям прерогативы воспитания) зависит в первую очередь от сущностной ее составляющей и темперамента — проекции сущности в физическом теле, — т. е. от уровня собственного эволюционного развития, — и лишь во вторую от воспитания, что весьма показательно на примере многодетных семей. Это подразумевает потенцию нашего сознания, определяющую глубину анализа внешнего и внутреннего мира: максимально возможное проникновение в суть вещей через соответствующий инструмент физического тела — нейрогуморальную систему. Именно она (за исключением каких-либо факторов, нарушающих физиологию индивида, которая влияет на его психическое развитие) — эта потенция — устанавливает рамки возможностей и ограничений освоения получаемого в онтогенезе опыта.

Что же в данном случае есть архетипический прототип нашего генотипического и личностного «портретов»: иными словами, нашего темперамента и характера — всего того, что определяет нашу личность? И что такое личность человека в свете этого самого архетипического прототипа — нашей сущности? А что же такое сама наша сущность, наше истинное «Я»?

Вот Вам для начала разговора моя исповедь.

Однажды приходит осознание, что два человека, если сутью их беседы являются абстрактные категории, могут до пены у рта спорить, когда говорят об одном и том же. И наоборот: чуть ли не испытывать эйфорию от единения душ при том, что на самом деле находятся на разных полюсах сути разговора. После двадцати пяти, — когда уже начинаешь ощущать пустоту философии затянувшихся ночных посиделок, я окончательно разуверился в возможности правильно понять другого человека, если не считать (утрированно) примитивную сторону общения, типа «передайте, пожалуйста, соль». И потому, наверное, обратился к теме, обещавшей все тайное сделать явным. Я начал постигать азы эзотерики. Соприкоснувшись с ними, как и всякий неофит, я почувствовал себя посвященным в предмет и воспылал мыслью, что за свою жизнь смогу не только приблизиться, но и прикоснуться к вершинам развития сознания. Я вдруг возомнил, что у меня получится стать одним из подвижников. Я не мог понять тогда, глупец, что во мне заговорил адресованный к себе перфекционизм, — не мог понять, что телесное воплощение (инструментарий) идущего на духовный подвиг, — это уже алмаз, который «всего-навсего» этим воплощением необходимо огранить, сделать его бриллиантом. А, не понимая этого, я стал совершать все возможное, дабы добиться желаемого. Я начал изучать свое тело и психику через голод и различные ограничения, и, не имея явного духовного наставника, перелопачивать при этом большое количество всевозможной литературы, отсеивая «пустоту» и находя то, что по моему тогдашнему пониманию как раз и было необходимо, чтобы открыть в себе некие сверхъестественные качества, ведущие к совершенству.

Как я уже писал в предыдущей книге, после многолетних размышлений, сопутствующих насилию над собой, до меня, наконец, стало доходить, что сознание данного воплощения быстро можно поднять лишь на ту ступень развития, на которую оно не попало сразу в силу каких-то кармических ограничений, кармической предрасположенности. Если же оно в сущностной (бессмертной) части души, которая «строит» планетарное тело, еще не на столь высоком уровне развития, подниматься этому сознанию придется еще долго с точки зрения его эволюционного восхождения — ступенька за ступенькой.

Но все это было гораздо позже. А в тридцать четыре года, как и немалое число подобных мне неравнодушных к познанию самих себя людей (скорее всего, через такое издевательство над своей природой и сопутствующие этому медитативные состояния психики), я спонтанно «выскочил» в состояние сатори по определению японской буддийской традиции. Или — кэнсё. Или у — в китайской. Или самбодхи — в индийской. И еще больше убедился в правильности того, что делаю. Целый месяц, а может и больше (уже точно не помню) меня после этого, если использовать современный сленг, колбасила эйфория: какой бы вопрос не возникал в недрах психики, он тут же или почти сразу получал внутренний ответ. Философия дзэн-буддизма по этому поводу гласит, что, если в тебе возник вопрос, значит, на него уже есть и ответ, потому что оба они — полюса единого целого. Вот поэтому, если ответ не приходит долгое время, значит, вопрос еще сырой и требует более углубленного анализа, чтобы синтез — ответ — мог прийти, словно всплеск, мгновенно. Данный опыт, как я уже говорил, привел меня к еще большему убеждению, что цель, о которой я говорил, досягаема. Мое сознание, преодолев собственную онтогенетическую «подростковость» — эмпирический и эмпирико-рациональный периоды становления, сместилось в рационально-трансцендентальный — с достаточно заметной для меня трансцендентной подоплекой. И именно это дало возможность, наконец, серьезно задуматься о себе и своем предназначении (результат — с улыбкой — того издевательства, о котором я говорил). Однако, — что правда, то правда, — этот опыт дорогого стоит: он показал, что не все то золото, что блестит. Что я имею в виду? То, что пробуждение сознания — не вершина развития, не конец пути, за которым всезнание и блаженство духа, как я наивно полагал, а очередное начало. До этого «скачка» и после него мир внешне остается как бы прежним. Но… но в то же самое время изменяется настолько, что знакомые, казалось бы, вещи вдруг начинают восприниматься не совсем так, как раньше, — по-другому. Та безупречная стабильность представлений о мироздании, что существовала во мне в виде неких убеждений, потерпела фиаско. Если приукрасить картину, то плоская только что Земля стала вдруг круглой. Пробуждение высветило огромный пласт неверных представлений. И оно же привело к простоте понимания, что они были, есть и будут, потому что они — окольные пути, предвосхищающие путь прямой, срединный — тот, что все мы строим на протяжении своего существования.

Продолжая более скрупулезно изучать себя и соответствующую литературу после смещения сознания в сторону трансцендентного аспекта развития психики, я пришел к пониманию очень многих своих ошибок и заблуждений, которые неизбежно сложились в результате поспешных выводов, сделанных горячностью юности. Одна из них, к примеру, — делегирование разницы результатов развития сознания онтогенетическому преобразованию личности. Трудно вначале было понять, например, что некая сущность дочеловеческого состояния сознания, которая впервые осваивает человеческое физическое тело, по уровню и качеству развития не может соответствовать сущности, воплощавшейся в подобных телах уже многократно. Хотя она вполне может конкурировать с ней на всех этажах и площадках социальной жизни. И даже, отстоя гораздо дальше от божественного ориентира, — того, что мы называем совестью, — по частотным характеристикам, может добиваться более высоких с бытовой точки зрения результатов. Предлагаемая мной типология, в основание которой легла теория аналитико-синтетического единства (Теория Единства), как раз и раскрывает суть поступательности развития той субстанции с ее «триединой и неслиянной» формой сознания, что мы испокон века называем душой. В данной концепции она представлена как конгломерат, в котором, симбиотически сосуществуют шесть тонких тел. Три из них представлены в качестве сущности (бессмертной части души), и три — личности (смертной), вкупе представляющих собой индивидуальность. И хотя в конкретном случае для нас будет более интересна бессмертная часть души — сущность, все же этапы развития мы будем исследовать и той, и другой.

В связи с тем, о чем говорилось, вспоминаются факты, имеющие место независимо от того, замечает ли их ортодоксальная научная общественность или нет. И существуют они гораздо дольше с точки зрения исторической, чем наука вообще в настоящем ее виде, чтобы претендовать на некую истинность. Один из них, — поиски следующего воплощения Далай-ламы после его смерти (тулку), — исторически восходит к 1391 году. Другой — факт выбора Иисусом Христом апостолов. Как мы знаем, они не были первыми встречными. Это люди, чье энергоинформационное поле (тонкие тела) соответствовало задаче построения основ новой религии. Эти запредельные вещи, конечно же, можно оспаривать: они, если вспомнить кантовскую идею невозможности верификации бытия Бога, как бы могут существовать, а могут и не существовать. Я думаю, мой весьма здравомыслящий оппонент обязательно найдет аргументы, чтобы убедить своего собеседника в том, что тот весьма наивен, коль «ведется» на подобные исторические нарративы. Но ведь есть и другие факты, не признавать которые это как раз уж вести себя точно по-детски. Как можно не обращать внимания на феномен ламы Итигэлова? О том, что этот человек жив, утвердительно говорить не представляется возможным. Но о его теле, — сказать, что оно мертво, — тоже не получается: все характеристики биологического материала при проведении исследований подтверждают их жизненность. А йоги со своими многочисленными сиддхами: ясновидением, яснослышанием, левитацией, способностью материализовать предметы, ускорять развитие растений и задерживать собственное дыхание и сердцебиение? Кстати, настолько, что для показательности их закапывают в землю на несколько недель, после чего, при помощи определенных техник, проводимых помощниками, они возвращаются к обычной жизни. Я уж не говорю о многочисленных группах ученых-новаторов, осваивающих пределы психики с помощью операторов-медиумов и радиоэлектроники.

Возвращаясь к выбору Христом апостолов, можно с уверенностью констатировать, что мы имеем дело с «невидимыми» критериями такого выбора, что связано с трансцендентным постижением окружающей реальности, которым обладают люди достаточно высоких и высочайших уровней эволюционного развития души. И вот здесь напрашивается вопрос о планетарном инструменте — о физических телах, которые по своим «техническим» характеристикам должны соответствовать душам, чье так называемое посвящение позволяет «заглядывать» в высокочастотные отделы пространственно-временного континуума Вселенной. А значит, неизбежным будет вспомнить о темпераментах — генотипических «портретах» сущности. Они — как бы отражение сущностного фактора души — ее архетипа на уровне плана вещества, по образу и подобию которого и строится физическое тело с его системой нейрогуморальной регуляции, без чего грош цена всему, о чем мы говорим.

Итак, сделаем промежуточный вывод. Эволюционный уровень развития души, а точнее, ее бессмертной части — сущности (ее в нашей шуточной интерпретации уровень взросления), есть основа качества сложных систем физического тела, синтезированных природой Земли в феномен, получивший название «темперамент». Физическое тело, являясь генотипическим «портретом» своего архетипа, есть его производное.