Я скептически взглянула на него. Он говорил серьезно, но не до конца откровенно.
«Я скучаю по тебе».
Его сила целенаправленно просочилась в мое тело и утешающе укрыла мою спину, как одеяло.
«Не так, как я по тебе».
Покалывание на позвоночнике ослабло, и я поняла, что иллюзия была завершена.
«Ари… в Патрии мы должны будем ограничить нашу коммуникацию до крайней необходимости и сделать ее максимально ничего не значащей. Помнишь, что Бел мог подслушивать наши разговоры? Не исключено, что некоторые в Верховном Совете обладают такими же способностями».
Я быстро кивнула.
«Без проблем».
Я неохотно начала убирать руку, но он крепко ее держал.
«Я люблю тебя, Ари. Никогда об этом не забывай».
Не успела я сказать то же самое в ответ, он разорвал контакт, и я буквально физически ощутила, как клятва снова вступила в силу.
– Готово? – спросил Гидеон. Люциан не ответил, просто заставил проявиться дверь. Она была сделана из светлого материала, который я не могла определить. На ней был выгравирован треугольник, в котором отсутствовала нижняя линия – как наконечник стрелы, обращенный вверх.
– Ну, пошли, – сказал Люциан, толкнув дверь.
Гидеон постучал пальцем мне по плечу. Когда я оглянулась, он сунул мне под нос свой телефон. На экране светилось сообщение от Лиззи:
«ПЕРЕДАЙ ЭТОЙ ТУПОЙ МАКАРОНИНЕ, ЧТО Я ВСЕ ЕЩЕ ЗЛЮСЬ, НО ПУСТЬ ОНА БУДЕТ ОСТОРОЖНЕЕ. ТОЛЬКО Я ИМЕЮ ПРАВО ОТОРВАТЬ ЕЙ ГОЛОВУ».
Я заулыбалась.
Люциан был рядом, а лучшая подруга все же не окончательно вычеркнула меня из своей жизни. Я изучила Канон, и моя запретная связь была укрыта под антипраймусовской иллюзией. Что еще могло пойти не так…?
Патрия была в самом прямом смысле этого слова гигантской. Я чувствовала себя ничтожно маленькой. Меньше, чем перед небоскребом, меньше, чем на вершине горы. Патрия просто раздвигала границы моего воображения.
Сначала мой взгляд упал на монументальное здание отеля, какие бывают в Лас-Вегасе. Но оно не стояло на твердой почве, а балансировало на крыше виллы в стиле модерн. И не только оно. Сотни зданий здесь были без разбора настроены друг на друге. Как будто кто-то разграбил учебник по истории архитектуры и сыграл в увеличенную во сто крат дженгу[10] зданиями из разных эпох и культур. Дома громоздились на домах. Некоторые были надстроены непосредственно друг над другом, другие смещались так, что между ними образовывались туннели, третьи так угрожающе зависли в воздухе, что это противоречило всем законам физики. Викторианская усадьба расположилась на бамбуковой хижине, которая, в свою очередь, стояла на барочном дворце. Внешние стены бетонного бункера 70-х годов опирались с левой стороны на греческий храм, а с правой – на зеркальное строение с Уолл-стрит. Под ними была старая школа, под козырьком которой вырос деревянный амбар.
Улиц не существовало, лишь бесконечная сеть металлических мостов и парящих лестниц, которые тянулись сквозь пропасть этого города и связывали всё воедино. Абсолютно парадоксальная конструкция, настолько высокая, что не было видно ни неба, ни солнечного света. Все смотрелось мрачным и серым и напоминало сумерки в крупном городе – словно ты навечно застрял в кратком временном окне между заходом солнца и включением уличного освещения.