– Звонки. Банковские переводы. Ковакс такой дурак. Документальных свидетельств на километр.

Дальше Гарри рассказал, что они упрямо твердили, что невиновны, эти головорезы, упорно и громко доказывали, что не выполнили работу. Дин их нанял? Да. Они его убили? Нет. Рассказывая это, он смеялся и хлопал по коленке. Сказал, что все не перестает удивляться, как нелепо преступники врут в поисках оправдания. Даже если поймать их с поличным, не скажут, ничего не скажут.

Когда к Джоди возвращаются силы, мысли тоже становятся яснее. Поначалу она вообще не знала, как это понимать, как относиться к этой отсрочке приговора, случайности, вернувшей ей жизнь. Это была именно случайность. Джоди не склонна приписывать подобные вещи высшим силам. Не сказать, чтобы она не верила в Бога, но все же у нее есть основания сомневаться, что он вступился бы за нее, а не за Дина. Если бы их судил Господь, он бы наказал их одинаково.

Ей вспоминается телефонный разговор с Дином. Он был просто в ярости. Тогда она на это внимания не обратила. Подумала, что он просто пар выпустить хочет. Все же они с Тоддом дружили с детства – как было воспринимать его слова всерьез? А оказалось, что она и не осознавала, каков он на самом деле. Джоди, очевидно, его недооценила. Но, с другой стороны, поскольку у нее самой детей нет, можно простить ей непонимание родительских чувств, желание оградить своего отпрыска от беды любой ценой. А поскольку она еще и женщина, ей до конца не прочувствовать потребность в мужском самоутверждении, которую испытывал Дин, что, несомненно, тоже частично сыграло роль в том, что он выбрал неверный путь и зашел слишком далеко.

Джоди склоняется к мысли, что на самом деле убийство совершили наемники Дина, что они отрицают свою вину лишь потому, что не хотят за решетку – как и сказал Гарри. А как же тогда Элисон? Возможно, ей не стоило доверять, вероятно, она и не собиралась выполнять обещанное. Или, может, деньги на нее так повлияли. Или, например, она отдала их Ренни, а он подвел. Но, с другой стороны, может, они и выполнили работу. Или хотя бы собирались. Джоди предпочла бы думать о них как о честных людях. Ей не хотелось бы сомневаться ни в искренности подруги, ни в рвении Ренни отработать полученные деньги. Но Джоди остается лишь гадать, потому что правды ей не узнать, и, к тому же, в подобных случаях она всегда остается относительной, сложной и неполной. Наверняка ей известно одно: на возврат денег рассчитывать не приходится в любом случае. Так что если интересно, почему Элисон ее избегает, то ответ может крыться как раз в этом.

Вернувшись домой из больницы и отдохнув день-другой, Джоди набирается сил, чтобы уделить внимание мерцающему огоньку телефона, среди прочих сообщений оказывается и одно от ее брата Райена. Он, как и всегда, давно не выходил на связь, и о последних событиях в ее жизни ничего не знает, поэтому просто говорит, что думал о ней и что перезвонит попозже. Таков он, Райен. Джоди жаль, что они не поговорили, но она давно смирилась с тем, что брат где-то далеко, и уже не изводится из-за его периодических появлений и исчезновений. Естественно, благодаря Джерарду Хартману.

Странно, как жизнь, бывает, преподносит тебе эти неожиданные подарки. Джоди в первую очередь пошла к Джерарду в рамках обучения, но не будет отрицать, что за время работы с ним познала и саму себя, узнала о себе что-то важное, например, о своей потрясающей способности отключаться от того, чего она не хотела видеть, забывать то, чего лучше не знать, выкидывать из головы определенные мысли и никогда к ним больше не возвращаться. Короче говоря, жить так, словно некоторых событий и не было.

Любой терапевт знает, что главное – не само событие, а реакция на него. Если взять десять человек и подвергнуть их одному и тому же испытанию, каждый придаст ему собственное значение и снабдит исключительными подробностями собственного переживания. Джоди из тех, кто об этом и не вспомнит. Никогда. Ни разу. То, что случилось с ней в далеком детстве, без каких либо сомнений, накрепко забыто, оставлено в прошлом, того события как и не было, оно, можно сказать, искоренено. Ну, то есть, она бы именно так и считала, если бы не изучала психологию. В итоге ей пришлось признать, что даже если все совершенно забыть – это не то же самое, как если бы событие вообще никогда не происходило. Нельзя сказать, что с доски стерлось совершенно все; ты сам уже не такой, как раньше; той невинности не вернешь. Возможно, это был нежеланный опыт, который не дал ничего, кроме повреждений и потерь, но он материален, подтвержден фактами, он оказывает свое воздействие, он существует в прошлом и влияет на настоящее, что бы ты с ним ни делал. Возможно, ты выбросил эту банку соленых огурцов десять лет назад на помойку, но она там все еще существует. Может, она разбилась, может, даже раздавлена в лепешку, но она не исчезла. Вы могли забыть, но это лишь привычная реакция.

В данной аналогии помойкой является бессознательное. Не коллективное бессознательное, а ваше личное, уникальное, где каждая вещь подписана вашим именем, бессознательное, которое может без объявления начать швырять в вас эти вещи – как случилось с Джоди в тот день, когда она стояла у лифта после встречи с Джерардом, где вспомнила сон про Даррела. К ее чести надо подчеркнуть, и это демонстрирует огромную осознанность, что Джоди не пренебрегла значимостью этого события, а увидела в нем наглядный урок по психологии. Это было похоже на вспышку, от которой перехватывает дух: бессознательное перестало быть просто теорией из книжек, выдуманной парадигмой или раздутой фикцией, а приобрело такую же реальность, как нос на собственном лице, как банка соленых огурцов. По Юнгу, все элементы бессознательного стремятся к внешнему выражению; какая-то засевшая внутри неосознанная ситуация проявляет себя вовне как судьба. Греческий философ Гераклит имел в виду то же самое, называя характер судьбой.

Как бы Джерард обрадовался, узнав, что сон клиентки вытянул это ценное детское воспоминание. Наконец, появилось что-то, за что можно ухватиться, к чему он и шел, ведь он словно чувствовал, что его что-то ждет, и продвигался к этому спокойно и целенаправленно, ожидая этого самого момента, падения этого самого топора. Джоди было любопытно, по каким признакам ее терапевт обо всем догадался, и ей хотелось бы об этом спросить, но, как выяснилось, она ему особенно и не доверяла, и решила не задавать вопросов. Она утаила и этот секрет, ничего о нем не сказав, решив, что лучше вообще не открывать этот ящик, пусть лежит там и задыхается. Она считала это своим правом, что это в ее же интересах. Во время учебы она узнала, что такие вещи необходимо проговаривать, но в итоге-то она осталась точно тем же человеком, со счастливыми воспоминаниями о детстве. В жизни никогда ничего не бывает на сто процентов, и даже девяносто девять – огромная удача. Джоди оставалось решить вопрос с этим гадким одним процентом, найти способ его как-то сдержать.

Она резко прекратила всякое общение со старшим братом и с тех пор, уже два десятка лет, полностью его избегает, игнорирует все его воззвания и мольбы, безжалостно от него оградившись. Даррел знает почему; объяснений даже не потребовалось. То, что он ей сделал, было лишь юношеской ошибкой, вызванной кратковременным помутнением в пору полового созревания, – но какие-то вещи простить нельзя.

Да и себя она не простит. Родители ничего не знали, в этом Джоди не сомневалась; они бы такого поведения среди детей не допустили, их она в случившемся совершенно не винит. Именно ей следовало его остановить, пока он не добрался до Райена – а Джоди точно знала, что это произошло. Его кошмары начались резко. Припадки были очень яркими и беспрецедентными. А до этого он был очень мягким ребенком. Может, взрослеющий Даррел считал, что с младшими сестрой и братом меньше риска. Может, просто экспериментировал. Может, он вообще об этом не думал, а руководили им лишь гормоны. Как бы то ни было, он это сделал, и, повзрослев, Райен, как и Джоди, не разговаривал ни с Даррелом, ни о нем.

Согласно молчаливой договоренности с Райеном, никто из них на место тех ужасных событий не возвращается, не роется. Джоди смотрит на ранние годы жизни Райена, на то, что он сам может помнить, а может и нет, как на нечто вытолкнутое за пределы, лишенное силы, это как выброшенная часть истории, отвергнутое прошлое. Забывает она об этом лишь в силу привычки, но это дает ей успокоение, а особенно этот душевный покой необходим Райену, его надо оберегать, дать ему возможность нарастить поверх этого молчания новый опыт.

Что касается ее самой, каждое утро Джоди благодарит Господа, существование которого она не отрицает. Хотя она не думает, что он ее спас, но все же ей нужно куда-то девать свою благодарность. Свобода – это огромный дар: возможность просыпаться в своей любимой квартире, ходить босиком по толстым шерстяным коврам, открывать шелковые и льняные шторы и любоваться простирающимся горизонтом, пить латте из зерен французской обжарки, бесцельно бродить с собакой. Джоди четко осознает, не забывая ни на миг, что было время, когда она все это потеряла. И ее благодарность подобна карамельке, которая все никак не кончится.

Она благодарна и Гарри, ведь он так для нее старается. Уже назначена дата, когда суд будет рассматривать завещание Тодда, он подготовил ей бумаги на подпись. Гарри сказал, что Наташа подала в суд, но он на девяносто процентов уверен, что они смогут уладить вопрос без разбирательства. Весной ее ждут роды, еще и суд по отцовскому делу, в общем, у Наташи и без того забот хватает. В любом случае она, Джоди, может позволить себе не скупиться. После продажи жилого дома и офисного здания денег у нее будет полно. Пока в делах помогает Стефани, а когда ее услуги будут уже не нужны, Джоди сможет щедро компенсировать ей потерю работы. С финансовой точки зрения тяжелее всех достается Клиффу, поскольку Тодд был его основным клиентом. Но Клифф хороший специалист, найдет новых.

Джоди замечает перемены в себе. Она стала мягче, спустилась с небес на землю, и в то же время ее отношения с клиентами стали ближе. Поняв, что она и сама была упрямой и жадной, чего-то не видела и где-то застревала, что все это время варилась с ними в одном котле, Джоди испытывает к ним исключительно благодарность за их верность и доброту. Они мирились с ее провалами, интересовались ее самочувствием. Судья принес ей цветы, а Бергман испекла пирог. Правда.

Но самое удивительное то, что все, даже своенравная Мэри Мэри, стали меньше сопротивляться и работать с большим энтузиазмом. Как будто влились в этот поток с готовностью и легкостью. У них появилось общее намерение брать на себя ответственность и двигаться вперед, а с намерения все и начинается – взгляд на жизнь, верования, история, которую ты сам себе рассказываешь, как говорил Адлер. Хорошо заметно, что эти изменения по очереди затрагивают всех клиентов, и Джоди уже вынуждена допустить, что, возможно, природа человеческая более податлива, чем она думала ранее. Не остается незамеченным и тот парадокс, что, похоже, после своего ужасного грехопадения она будет уже не таким скептиком.

Странно думать и о том, что Тодда не стало, но теперь в этом мире будет жить его сын. Узнает ли она его, если случайно столкнется с ним на улице? Будут ли черты его лица призрачно напоминать об отце или же сходство окажется менее выраженным – что-нибудь в манерах, позе? Расскажет ли ему мать правду о его семье, будет ли водить к дедушке в тюрьму? На месте Наташи Джоди была бы склонна закопать весь этот ужасный бардак, никогда не касаясь его в разговорах, выдумать какую-нибудь причину отсутствия Дина в жизни мальчика, или вообще забыть его, как будто бы он тоже умер, поскольку простить его будет нельзя.

В любом случае, по сути это история двух мужчин, друзей детства, один умер, второй все равно что мертв. Молодой женщине вроде Наташи нет необходимости тащить за собой по жизни их оборвавшиеся взаимоотношения, нагружать себя их ужасной кармой. Если она достаточно разумна, найдет себе другого мужа, который даст сыну Тодда свою фамилию. Люди вообще слишком переоценивают кровные узы. Хотя Наташа, наверное, любительница правды, сейчас таких много. Надо рассказать ребенку, каковы его корни – он имеет на это право. А вот у Джоди нет проблем с забвением. В этом есть свои преимущества, да и кое-что проще бросить, не разглядывая. Зачем смотреть реальности в лицо, если есть возможность выйти из этого более деликатно и мягко. К чему такая настойчивая беспощадность.

Примечания