Джоди поднимается и достает из шкафа бутылку.
– Очень хороший Арманьяк, – говорит она. Аккуратно и сосредоточенно, не делая лишних движений, она наливает янтарную жидкость в стакан и подает подруге.
Внутри ее творится революция, как будто от всего жизненного опыта можно отстраниться в одном разговоре. Джоди бросает свое бесполезное сопротивление закону, жалкую невинность, ощущение, что она не может ни на что претендовать и оказалась козлом отпущения юридической системы, как змея сбрасывает кожу. Прелесть в том, что ей не надо ничего решать. Например, чтобы преодолеть собственные запреты, ей достаточно разозлиться, сделать это хладнокровно, иметь дело с последствиями. Затерявшись в пустыне, ты пьешь плохо пахнущую воду, предлагаемую подругой. Получив смертельную рану, отдаешься в руки хирурга. Уже не взвешивая «за» и «против». Сейчас речь идет о том, чтобы просто выжить.
– Ренни надежный, – говорит Элисон. – Муж из него паршивый, но связи у него хорошие. И он передо мной в долгу. Ну, и деньги ему не помешают. Но не переживай, для тебя цена будет нормальная.
Джоди пленяет этот параллельный мир, где ее проблема просто исчезает, причем не только необходимость сохранить дом, но и все, что маячит в перспективе, – то, что Наташа займет ее место, бесконечные дни, которые ей предстоит переживать один за другим, в то время как Тодд будет продолжать есть, спать, сношаться в другой части города. Мир без Тодда – это не то чтобы новая идея, это целая новая
– Платить надо будет наличными, – говорит Элисон. – Но снимать их в банке с карты нельзя. Подобные транзакции можно проследить. Если возьмешь большую сумму, за тобой будут следить с ищейками.
Джоди понимает, что Элисон имеет в виду полицию, судью, присяжных, следователя – всю правовую систему.
– У меня на банковском счету все равно не много, – признается она.
– Будет. А сейчас, может, тебе продать что-нибудь? Драгоценности. Или что из этих безделушек, – и две пары глаз принимаются оценивать, что есть в комнате. Золотые статуэтки из Перу, литография Матисса[15], картина Раджпута в золоченой рамке.
– И не через агента. Найди покупателя в Интернете, – она берет руку Джоди и всматривается в кольцо с камнем. – Лучше выбирать небольшие объекты, которые можно донести самой. И пусть расплачиваются наличными. Действовать надо быстро. И набери еще на поездку. Когда придет время, тебя здесь быть не должно.
24. Он
Утро. Он сидит за столом. Обертки от сэндвичей валяются в мусорной корзине, стоящей возле левого ботинка, там же – картонный стаканчик из-под первого утреннего кофе. Второй кофе еще не выпит. Несмотря на кофеин, Тодд чувствует себя как с похмелья, он едва удерживается в бодрствующем состоянии, но в то же время очень хорошо чувствует движения зверька в животе. Он принимал Наташино снотворное, но оно никак не повлияло на гложущее его изнутри, фыркающее и царапающееся существо, которое как будто бы само никогда не спит и хозяину не дает засыпать глубоко и надолго. Это чувство – как будто в нем поселился раздражительный жилец – и знакомое, и незнакомое одновременно. Когда-то, еще недавно, Тодд наивно полагал, что Наташа уймет эту боль навсегда, что их любовь – это некое заклинание, благодаря которому он всегда будет в безопасности.
Услышав, что вошла Стефани, он смотрит на часы. Она всегда считала, что «начало рабочего дня» – понятие растяжимое, но в последнее время даже оправдания себе придумывать не удосуживается. Тодду не нравится, что она думает, будто он настолько добрый и щедрый. Надо с ней поговорить, объяснить свой взгляд на пунктуальность. В идеальном мире он даже сделал бы ей предупреждение. Загвоздка в том, что, судя по ее поведению в последнее время, она может уйти. Стефани стала отстраненной, чуть не грубой, наверняка это потому, что она занимает сторону Джоди.
Он слушает, как она там ходит – моет кружки, прослушивает голосовую почту, звонит. От ее резких духов с вишневой камедью щиплет в носу, а потом появляется еще более мрачный запах завариваемого кофе. У нее всегда под рукой кружка, ее жизнь перечеркивает идею перерывов на кофе. За неделю Стефани выпивает две или даже три пачки лучшего кофе из «Старбакса», что обходится ему, наверное, в десять баксов за фунт. Она делает вид, что покупает и варит его на всю контору, невзирая на тот факт, что Тодд выпивает свою дневную дозу до того, как она появляется, так что ей составляют компанию лишь Валери, бухгалтер из 202-го кабинета, и Кевин, у которого в подвале печатная контора, – зато радостно и регулярно. Надо бы вычитать у нее из зарплаты не только деньги на кофе, но и за то время, что она сплетничает с другими арендаторами.
Тодд принимает решение поговорить с ассистенткой, но когда та появляется в дверях с кружкой кофе в одной руке и файлами с блокнотом в другой, заметив ее суровое выражение лица, он предпочитает не рисковать. К тому же, его отвлекает ее свитер – Тодд видит его впервые. В глубоком вырезе на редкость хорошо видны ключицы, а под мягким вязаным полотном выступают груди – в первую очередь, соски. Жгучие чувства, рождаемые ежедневным присутствием Стефани в его жизни, временами грозят тем, что он начнет ее домогаться и обанкротится. Если брать в целом, то фантазирует о Стефани Тодд куда больше, чем о какой-либо другой женщине.
Она шагает через комнату, садится за стол к нему лицом и говорит.
– Не понимаю, почему вы пьете эту дрянь из гастронома, мы же закупаем в офис самый лучший кофе. Сколько вы за него платите? Полтора-два бакса за стаканчик? Приличная сумма набегает.
Кровь приливает к вискам, но Тодд держит язык за зубами.
– Я все еще плачу по кредиткам Джоди? – спрашивает он вместо этого.
– Конечно. Ничего не изменилось.