– Послушайте, мистер Макгилл; я ведь сказал, что показания Ваши могут быть неточны. Кажется, нет ничего оскорбительного в моем предположении.

– Мои показания абсолютно точны, сэр.

– Оклеветать погибшего – не признак хороших манер, сэр. Не сомневаюсь, Вы слышали изречение: «О мертвых ничего, кроме хорошего».

Ганн обвел рукой зал.

– Добрые и разумные люди, построившие этот зал, сочли уместным начертать на окнах меткие афоризмы, своего рода руководство к действию. Я обращаю ваше внимание на надпись в окне, как раз над вашей головой, доктор Макгилл. Она гласит: «Не лицемерь перед людьми, и когда говоришь, говори лишь доброе».

Макгилл молчал, и тогда Ганн продолжил:

– Так что же, доктор Макгилл?

– Я не понял, в чем заключается Ваш вопрос, – коротко ответил Макгилл.

Гаррисон тревожно повернулся в кресле и, казалось, хотел вмешаться, но Ганн снова поднял руку.

– Если Вы утверждаете, что у Вас память намного лучше, чем у других, тогда, видимо, я должен принять ваши показания.

– У меня самая обыкновенная память, сэр. Просто я веду дневник.

– А! – насторожился Ганн. – Регулярно?

– Настолько регулярно, насколько требуется. Я – ученый, занимаюсь снегом, материей неустойчивой и постоянно меняющейся, поэтому привык сразу делать заметки.

– Вы хотите сказать, что во время встречи Вы записывали то, что говорилось?

– Нет, сэр.

– Ха! Следовательно, после встречи должно было пройти какое-то время, пока Вы не записали Ваши впечатления. Разве не так?

– Так, сэр. Полчаса. Я записывал их в дневник перед сном, через полчаса после того, как встреча закончилась. И утром перечитал их, чтобы освежить в памяти, прежде чем идти сюда давать показания.

– И Вы продолжаете настаивать на показании, которое Вы сделали относительно мистера Квентина?

– Продолжаю.

– Вы знаете, как погиб мистер Квентин?