– Я не могу.
Может, я и смеялась над ним, но, по правде говоря, не имела ни малейшего понятия, как танцевать.
– Да можешь, конечно. В том-то и прелесть танца. Это могут все. Кто хорошо, кто плохо, но это не играет роли, – поддразнивал он, протягивая мне руку. – Все дело в том, чтобы позволить музыке говорить с твоим телом.
Я уперлась пятками в пол.
– Стрелок, я не могу, – прошептала я.
Он шагнул ближе, сокращая дистанцию между нами.
– Ты можешь, Мия. Я знаю.
– В смысле? Откуда ты знаешь?
– По твоей вчерашней реакции. Уж я узнаю собрата-меломана, если нахожусь с ним рядом. Музыка говорит с твоей душой. А теперь пора позволить ей говорить с твоим телом, – сказал он, поднимая меня на ноги. – По крайней мере, ты знаешь, что я не буду над тобой смеяться, – указал он на свои темные очки.
– Прости, что смеялась над тобой, – сказала я, а комнату уже заполняла новая песня.
– Ничего. В жизни не слыхал смеха милее. Пусть даже в свой адрес. А теперь прекращай тянуть.
Он отпустил мою руку и отступил, оставив меня в центре комнаты. На миг я почувствовала себя уязвимой, но тело медленно начало откликаться на негромкий ритм музыки. Ноги зашагали взад-вперед, руки замахали туда-сюда, а тело закачалось в такт. Я понимала, что это глупо, но закрыла глаза, чтобы мне не казалось, будто Стрелок смотрит на меня. С закрытыми глазами я почувствовала себя свободной, и музыка захватила мое тело.
Я протанцевала одну песню, а потом еще одну и еще. Наконец я открыла глаза, и Стрелок присоединился ко мне. Мы танцевали самозабвенно, держась за руки, – танцевали, пока от нас ничего не осталось.
22
– А ребята нашего возраста правда так себя ведут? – спросила я Джейкоба, который смотрел со мной телепередачу.
Мы оба валялись на кровати, а мама сидела рядом и вязала крючком. Официально я пробыла в больнице уже три недели. Моя новая жизнь постепенно начинала входить в привычную колею. Я просыпалась, посещала ежедневный сеанс с доктором Маршалл, а затем проводила остаток утра с мамой. В полдень мы с ней обедали, после чего меня обычно находил Стрелок, и мы с ним гуляли остальной день вместе, пока мама бегала по делам, и ненадолго выходили из больницы. Вечерами я была с семьей, мы пытались ближе познакомиться друг с другом.
Джейкоб рассмеялся.
– Нет, черт подери. Прости, мам, – добавил он, когда она подняла на него суровый взгляд. – По сравнению со всеми перипетиями этого шоу в школе скучно. Плюс таких горячих штучек и вовсе не водится. В этой программе одни модели.
Мама снова одернула его, но я слишком старалась удержать смех, чтобы отреагировать. Отчасти я испытывала облегчение, что в школе не так все запутано, как было в передаче. Однако заявление Джейкоба не умерило моей тревоги по поводу выхода на учебу. Чуть раньше, после моего ежедневного сеанса с доктором Маршалл, мама сообщила, что заехала в школу и закончила оформлять мое зачисление. Два дня я писала проверочные работы, дабы школа определила уровень моих знаний. Сложилось впечатление, что все относились весьма скептически к образованию, которое я получала в подвале. Полагаю, резон в этом был. С их точки зрения, Джуди была чудовищем и обращалась со мной как с пленницей. Откуда им было знать, какое значение она придавала образованию? По сравнению с этим проверочные, которые мама таскала из школы, были легче легкого. Знай я, что из-за них меня слишком быстро отправят в школу, тянула бы до последнего или намеренно запорола бы тест.
Теперь, похоже, мне предстояло отправиться на учебу, как только я обустроюсь дома. От маминых новостей у меня в животе образовались бабочки размером с драконов.