– Он врет, отец, вечером он говорил, что серебро ему в Херсонесе должны передать.

На этот раз прилетела не пощечина, а кованый сапог прямо в живот. В глазах снова помутнело, Романов на мгновение опять потерял сознание. Только отдохнуть ему не дали, снова ведро забортной воды выплеснулось ему на голову.

– Если ты еще хоть раз соврешь мне, я оскоплю тебя и продам на Восток к детолюбцам, – прорычал Рихард.

Святослав откашлялся от воды и, тяжело дыша, продолжил:

– В Херсоне живет генуэзец, занимающийся скупкой рухляди, его, кажется, Полибий зовут. Как сказал брат Илайя, его легко будет найти, в городе его все знают. Но если ты будешь так любезен и выслушаешь меня, я могу предложить тебе еще один выход… Меня не обязательно убивать.

Рихард, отпив из бурдюка вина, поудобней устроился на мешках с товаром.

– Говори, только быстро.

– Я из благородного хазарского рода, мой брат – богатый купец, богатство у нас родовое, так что немалая часть состояния нашего рода принадлежит мне. Если обратиться к моему брату Илайе, он заплатит за меня выкуп, я стою гораздо больше, чем четыре сотни гривен, но только живым.

Вдруг Рихард тяжело вздохнул и слез с мешков, опустился на колено рядом со Святославом.

– Ты так и не понял ничего, маленький хазарин? Если честно, ты мне нравишься, ты храбро сражался и даже ранил моего хускарла, но сохранить твою жизнь я не могу. Только благодаря моему расположению к тебе я могу сделать так, чтобы твоя смерть была быстрой. Твой брат Илайя, этот жирный и презренный червь, заплатил за твою смерть, он даже своего корабля не пожалел, чтобы ты умер. Не думаю, что он даст мне снова серебро за то, что я привезу тебя к нему.

Святослав сразу сник. Нет, он знал, что Илайя желал его смерти, что это он угробил отца. Но полагал, что договорился с ним, что смог заинтересовать своими идеями. Оказывается, что нет, Илайя не собирался ничем делиться, и возможная выгода показалась ему не такой уж заманчивой, как возможность расстаться с частью родового состояния.

– Ну что ж, тогда ты прав, быстрая смерть лучше, чем мучительная. Я помогу достать серебро, но ты пообещаешь оказать мне перед смертью одну услугу.

Рихард снова нахмурился, но сдержал свой гнев и молча кивнул, позволяя закончить отроку предложение.

– Ты отправишь весть моему дяде, боярину Скулди, о том, что моего отца Игоря и меня убил мой брат Илайя.

Германец на секунду задумался, после чего встал и поправил пояс.

– Ты достоин памяти своих предков, хазарин. Я доставлю эту весть твоему дяде, месть за родню дело святое. А теперь отведите его в трюм, пусть сидит там, пока не прибудем в Херсонес.

Святослава под руки подняли с палубы и снова унесли в сырой и холодный трюм. Нет, Святослав не смирился со своей участью, как можно было бы подумать. Он по-прежнему мысленно искал выход, возможно, удастся сбежать в городе или как-то сообщить о случившемся городской страже, может, его увидит кто-то из знакомых и спасет, а пока лучше создать видимость у тюремщиков, что он сломлен и готов погибнуть ради мести.

В трюме корабля Святослав провел долгие две седмицы, на палубу его не выпускали, все естественные надобности он справлял в ведро, которое ему милостиво приносили и уносили каждое утро вместе с едой, никто с ним больше не разговаривал и не приходил. Эти две недели показались ему целой вечностью, прошедшей в мучительном ожидании. В прежней жизни Святослав на яхте как-то ходил от Ростова-на-Дону до Севастополя, и это путешествие заняло у него всего день. А тут он две недели болтается как селедка в бочке. Наконец в один не очень прекрасный вечер к нему спустилась Аллина. Девушка поставила на ступеньку масляный светильник и опустилась рядом, положив руки на колени.

– Мне, правда, жаль тебя, ты странный, совсем не похож на ребенка.

Святослав от слов девушки сморщился, как от зубной боли. Жалко ей, как же, без нее он уже прыгнул бы в море и, может быть, смог доплыть до берега. Всяко лучше, чем смиренно ждать своей смерти.