– Смеяться особо нечему, но все равно смешно, – объяснил я сквозь смех. – Я Конкэннона хорошо знаю, он любит дурацкие шутки. Типичная бандитская подлянка. Ему хочется посмотреть, как я отреагирую, поэтому и время ограничено. Он меня морочит.
Я зашелся хохотом. Все остальные, кроме Абдуллы, тоже оценили комизм ситуации и захохотали, хватаясь за бока и с сожалением восклицая, что первыми не додумались до такой удачной шутки.
– Нет, мне этот паршивец определенно нравится, – сказал Рави. – Я бы с ним поближе познакомился. Потом мы его убьем, конечно, но познакомиться надо.
– И мне он тоже по душе, – заметил Дылда Тони. – Это ему Абдулла ногу прострелил?
– Ему сáмому.
– Дважды прострелил, – напомнил Абдулла. – Одну и ту же ногу. Вот видите, я всегда говорил, что милосердия заслуживают только люди добродетельные, а не такой шайтан, как этот тип.
Все засмеялись еще громче – хороший признак: хотя сегодня убили одного из наших друзей и мне тоже грозила смерть, страха у нас не было. Наконец под суровым взглядом Абдуллы смех прекратился, и мы направились к мотоциклам.
Традиционная бандитская прогулка к гробнице святого покровителя Города семи островов по сути своей была кощунством, и мы это прекрасно понимали, однако заставляли себя поверить в то, что святой прощает отщепенцев и отпускают им прегрешения. Хаджи Али, спящий вечным сном на острове, знал, что бандиты преклоняются перед его святостью, и терпеливо внимал нашим кощунственным молитвам.
Глава 54
Шутка Конкэннона неожиданно принесла мне пользу, выманив наемных убийц из преступных джунглей Колабы. Абдулла и Дидье встречались с каждым, кто изъявлял желание получить обещанную награду, и внятно объясняли, почему делать этого не стоит, даже если предложат втрое большую сумму.
Я неустанно искал Конкэннона по всему городу, на самых дальних окраинах, впрочем безрезультатно. Ирландец превратился в призрак, в обидный смех, затихающий вдали, в отголоски слухов. В конце концов пришлось удовольствоваться мыслью о том, что отсутствие Конкэннона вреда не причинит.
Карла по-прежнему сердилась на меня, к себе не подпускала и встречаться отказывалась. У меня сердиться не получалось, хотя я и считал, что ей не следовало скрывать от меня содержание письма ирландца, особенно после того, как он заказал мое убийство. Мне было обидно, но я слишком скучал по счастливым дням, проведенным с ней.
«Знаешь, как понять, встретил ты свою задушевную спутницу или нет? Если на нее невозможно сердиться, то она – твоя вторая половина», – объяснил мне однажды нигерийский контрабандист. Он был одновременно и прав, и не прав – Карла, моя задушевная спутница, продолжала на меня сердиться. Впрочем, ее ледяное отстранение освобождало меня от необходимости обсуждать с ней шутку Конкэннона. Я знал, что Карле об этом известно; наверняка она оценит комизм ситуации и сама начнет надо мной подшучивать.
О мадам Жу никаких вестей не было – никто ее не видел, никто о ней не слышал. Слово «кислота» обжигало рассудок, но понапрасну тревожить Карлу я не желал, поэтому не выпытывал, с кем она встречается. Мне хотелось лишь удостовериться, что она в безопасности, и я при любом удобном случае присматривал за ней.
Выяснилось, что она все дни проводит либо в редакции газеты с Кавитой Сингх, либо в галерее Лизы. Поговорить с Карлой тоже не удавалось, хотя я всегда знал, где она находится. Это сводило меня с ума.
Я стал раздражителен и вспыльчив, вдрызг разругался с торговцами валютой, так что они не вручали, а обиженно швыряли мне пачки денег и советовали научиться владеть собой. На третий день мне стали советовать различные способы справиться с моим гневом: проститутки, наркотики, бандитские разборки, даже взрывчатка.
– Чтобы выбросить из головы мысли о женщине, обязательно надо что-нибудь подорвать, – сказал один приятель. – Я сам этим часто занимаюсь. Все думают, что теракт, а это я так в себя прихожу.
Мне не хотелось ничего взрывать, но я, обезумев от любви и отчаяния, обратился за советом к специалисту.
– Ты от любви ничего не взрывал? – спросил я своего цирюльника Ахмеда.
– Нет, в последнее время не взрывал, – ответил он.