Голова Каа, свернувшегося за спиною Саймона, приподнялась, послышался мерный рокот, похожий на гул океанского прибоя или шум вертолетных винтов. Это служило знаком одобрения; Каа, старый мудрый змей, неплохо разбирался в танцах. Возможно, Мария напоминала ему девушек Чимары, таких же смуглых, темноволосых, кареглазых, пусть с четырьмя руками, но пахнувших так же приятно, травой и ароматом цветов. Питон обладал острейшим обонянием, и запахи часто определяли его отношение к людям, его симпатии и антипатии. Кажется, Мария ему нравилась.

Шагнув к Саймону, она опустилась на циновки в трех шагах от него, вытянула руку и положила ладонь на изумрудную шею Каа. Змей довольно зарокотал.

— Тебе понравилось. Дик?

— Ты замечательно танцуешь, малышка. Я вспоминал… Пауза. Потом она спросила — безмолвно, взмахом ресниц и взглядом — о чем?

— Об Аллах Акбаре. Есть такой мир, населенный арабами. Неспокойный, зато забавный.

— Арабами? Никогда их не видела, Дик. Кажется, они живут очень далеко, в Австралийских Эмиратах, на самом краю света.

— Это не те арабы, — пояснил Саймон. — Это потомки оставшихся на Земле и эмигрировавших в Австралию, когда Персидский залив соединился с Красным морем. Не думаю, что их очень много. А на Аллах Акбаре живут четыреста миллионов арабов, и есть у них свои шейхи, короли, президенты и эмиры. Я был гостем одного из них, Азиз ад-Дина Абдалла-ха, эмира Басры… Мы сидели в таком же дворике, только там был не бассейн, а фонтан…

Он снова смолк, погрузившись в воспоминания.

— Азиз ад-Дин Абдаллах, — повторила Мария. — Странное имя. Какой он, этот Азиз? Такой же страшный и жестокий, как наши доны? И тебя послали, чтобы его покарать?

— Нет, милая, нет — помочь, не покарать. Он — приятный человек, немолодой, но сохранивший любовь к фантазиям и сказкам. И представляешь, у него — синие глаза!

Ресницы Марии взметнулись темными веерами.

— Что же тут удивительного, Дик? У тебя тоже синие. — Она порозовела и прошептала, отвернувшись: — Мне нравится.

Саймон улыбнулся.

— У арабов не бывает синих глаз. Черные, карие, может быть — темно-серые или зеленые, только не синие. Но этот Абдаллах не был чистокровным арабом. Когда-то, еще до Исхода, почти четыре столетия тому назад, девушка их рода, арабская принцесса, стала женой европейца — русского, из Петербурга. Был такой город на севере. Потом она возвратилась домой, в знойную южную страну, где жили они долго и счастливо, в богатстве и радости. А по истечении лет супруг ее принял мусульманство — ради любви к ней и к их малолетнему сыну, будущему эмиру Азиз ад-Дин. От этого синеглазого малыша Абдаллах и вел свою родословную. Он рассказывал мне…

— Сказку? — Глаза Марии совсем потемнели и сделались огромными. Она придвинулась поближе.

— Я тоже так подумал. Историю о своем предке с очень длинным именем Дидбан ад-Дивана Абу-л-Касим Сирадж ибн-Мусафар ат-Навфали. Но на родине его называли иначе… — Саймон сделал паузу, всматриваясь в лицо Марии, и произнес: — Сергей Невлюдов.

Она кивнула, задумчиво поглаживая изумрудную шею Каа.

— Я что-то слышала, что-то слышала о нем…

— Этот человек изобрел Пандус. Межзвездный трансгрессор. В две тысячи четвертом, еще до того, как женился на своей принцессе. Понимаешь? Создал теорию мгновенных перемещений, разработал все элементы конструкции, все технические описания и чертежи, дал методику поиска планет, подходящих для колонизации, и не забыл о средствах защиты, о передатчиках, не позволяющих сфокусировать поисковый луч… таких, какой стоит на Луне.

— О! — сказала Мария, и губы ее тоже стали похожими на букву "о". — Теперь я вспоминаю, что слышала о нем… Древний ученый, да? Очень великий и мудрый.