Склонившись у люка, последнего из трех, Саймон увидел круглую комнату без окон, обшитую узкими светлыми досками. Прямо под люком, в пятне яркого света, находился огромный горшок с пальмой — ее листья блестели лаковой зеленью, а ствол казался рулоном мохнатого войлока. Пальму окружал кольцевой диванчик, рядом с ним на высокой треноге серебрился гонг, а больше в комнате не было ничего — если не считать обнаженного по пояс детины. Обильной Мускулистой плотью этот гигант напоминал Емельяна Косого и был, несомненно, из самых доверенных качков, хранителей спален, кабинетов и хозяйских задниц.
Эта мысль еще не успела созреть и проклюнуться, как Саймон уже летел ногами вниз, целясь между диваном и необъятной спиной мускулистого стража. Он падал беззвучно, однако гигант насторожился, почуяв колыхание воздуха — мышцы его вздулись тугими шарами, рука потянулась к мачете. Но повернуть голову он не успел. Ладонь Саймона легла на его горло, другая мертвой хваткой стиснула челюсти, колено уперлось в позвоночник; мгновенье великан сопротивлялся, пытаясь разорвать захват противника, потом в спине у него что-то хрустнуло, безвольно мотнулась голова, бугры гигантских мышц опали. Опустив обмякшее тело на пол, Саймон затолкал его под диван и сверился с хронометром. Оставалось двадцать пять секунд.
По одну сторону от дивана была закрытая дверь, по другую — арки, а за ними — два коридора, расходившихся под прямым углом. На первый взгляд они казались одинаковыми, но Саймон, чей нюх сейчас сравнялся с обонянием гепарда, мог различить их с той определенностью, с какой охотничий тайятский зверь распознает кабанью нору или гнездо медоносных птиц. Он замер на долю секунды, всем телом впитывая тишину, прохладу, полумрак — и запахи. Особенно запахи! В правом проходе. пахло сигарным дымом, вином и табаком, в левом — сложной смесью ароматов, душистых и опьяняющих точно в преддверии рая. Или в парфюмерной лавке.
Саймон повернул налево.
Дверь с затейливой резьбой. Из такого же светлого дерева, как панели в круглой комнате. Он приоткрыл ее. Мраморный пол с углублением в форме овала, блестящие бронзовые трубы и краники, большое зеркало, шкафчики на стенах. Ванная. Пусто!
Вторая дверь. Просторный покой с тремя окнами на север. Пестрые ковры из шерсти альпаки, софа под окнами, изящные кресла, стол, застекленные шкафы. На столе — серебряный поднос с кувшином, в шкафах — безделушки, ларчики, фаянсовые статуэтки. Покрывала — яркие, сплетенные из птичьих перьев. С рисунком: стайка колибри над розовыми кустами. Гостиная. Никого!
Он проверил свой хронометр. Тринадцать секунд, уйма времени!
Третья дверь. Гардеробная. Справа — шкафы, слева — комоды и зеркала. Лампы в серебряных шандалах, гребни, флакончики, веера. Между комодами — проход, занавешенный чем-то блестящим, переливающимся. Кажется, шарики из перламутра на тонких нитях. У прохода — стул, на нем дремлет пожилая мулатка в красном платье. Сильный запах духов…
Саймон бесшумно приблизился к женщине, поднес к ее лицу браслет, включил гипнозер. Тело мулатки расслабилось, голова упала на грудь; затем раздался звук, похожий на жужжание пчелы — хрр-жж, хрр-жж. Довольно кивнув, Саймон раздвинул сверкающую занавеску.
Видимо, эта комната была угловой: одно узкое зарешеченное окно выходило к востоку, другое — на север. Сквозь окна сочился скудный свет, оштукатуренные стены хранили приятную прохладу, пол был выстлан шерстяным ковром — белоснежным, с синими узорами, светильники из розовых раковин тускло поблескивали под потолком, в углу, будто икона, висела сложная конструкция из перьев, жемчуга и самоцветных камней — то ли маска сказочного зверя, то ли стилизация под индейский вампум. Пожалуй, зверь, решил Саймон, заметив серебряный блеск клыков в алой щели рта.
Неведомый хищник скалился над изголовьем низкого ложа. Было оно воздушным, убранным тканями, каких он еще не видел в ФРБ: тончайшим белым полотном, голубоватой кисеей и синим бархатом. В полумраке — и по контрасту с этими оттенками — кожа свернувшейся в постели девушки казалась более смуглой: волосы — яркое золото, нагие плечи и бедра — немного бледней, шея и грудь — золотисто-розовые, цвета солнечных лучей, прошедших сквозь багряное стекло. Лица ее Саймон видеть не мог — она спала, уткнувшись в подушки.
Долгую секунду он любовался этим прекрасным зрелищем, представляя, что перед ним Мария. Не Курри Вамик, Услада Взоров, не Долорес Чинта, не Алина и не другие его девушки; только Мария. Она была такой же розово-желтлой и длинноногой, как эта спящая красавица, но более тонкой в кости; и волосы ее не отливали золотом, а струились, будто шелковый водопад под звездными ночными небесами. Цвет их был Саймону приятней блеска золота.
Он вытянул левую руку с браслетом, отщелкнул защитный кожух над секцией, скрывавшей пульт, и сделал шаг к постели. Пальцы его заплясали по крохотным клавишам, перепрограммируя гипнозер. В обычном режиме этот прибор являлся средством умиротворения; на результат влияли дистанция и мощность импульса, и в зависимости от них человек погружался в беспробудный сон на несколько минут или часов — как правило, не более пяти-шести. Существовала возможность использовать его иначе — слабый импульс, воспринятый на близком расстоянии, инициировал длительный сон, не такой глубокий, как в первом случае, однако гарантировавший, что объект, подвергнутый облучению, будет беспомощен и недвижим. По крайней мере на сутки.
Браслет пискнул, подтверждая прием команды, девушка пошевелилась, приподняла головку, открыла глаза. Саймону, все еще пребывавшему в трансе, эти движения казались медленными и плавными, словно неспешный полет сухих осенних листьев. С той же неторопливостью девушка села, отбросила волосы за спину и потянулась к висевшей над изголовьем маске. Голос ее спросонья был хрипловат. — Кто здесь? Ты, Розита?
Внутренний секундомер Саймона щелкнул, в его незримых окошках вспыхнули нули. Привычным усилием он вышел из транса; мгновенный трепет мышц и слепота, обильный пот и мрак, скрывавший образы и звуки, сопровождали его возвращение к реальности. Подброшенный мысленным толчком, он будто пролетел через колодец или темный тоннель, гасивший разум и восприятие; этот полет был стремителен и краток, но, когда Саймон вынырнул из темноты, первым было ощущение опасности. Что-то сверкающее, острое, неслось к нему, разбрызгивая в полумраке вихрь радужных искр: серебряных и белых — от клинка, синих, зеленых и алых — от рукояти, украшенной камнями.
Он перехватил кинжал в полете. Девушка уже сидела, откинувшись на изголовье и подобрав под себя длинные ноги; глаза ее были серыми, холодными, в правой ладони покачивалось узкое лезвие. «Волчья порода, — подумал Саймон, — из тех, кто прежде втыкает клык, а после задает вопросы». Он отшвырнул кинжал и усмехнулся. Продержать эту красотку под гипнозером еще чуть-чуть, и можно встречаться с доном Грегорио. На предмет подписания капитуляции.
— Ты был здесь. Вчера. — Не вопрос — утверждение. — Зачем ты пришел?
Ледяные глаза следили за Саймоном, нож раскачивался в ладони. Кого-то она ему напоминала. Предводителя смоленских, разумеется, — фамильное сходство казалось бесспорным, но не его одного. Пожалуй, Леди Дот, в юном и соблазнительном варианте. Конечно, с той разницей, что Леди Дот была неизмеримо опытней — как в обращении с ножами, так и в иных делах.
Не трогаясь с места, Саймон промолвил:
— Пришел взыскать долги. За убитых вчерашним вечером. Еще пришел за девушкой. Ты знаешь, где она? Тут?