Там дарили такие беспорядок и грязь, что ноги сами отказывались переступать порог. Рваные обои и разбитая мебель громко кричали об отчаянии, которое испытывал покойный. В таких ситуациях речь обычно шла о психически неуравновешенных людях без социальных связей, которых благодаря лечению на какое-то время удавалось реабилитировать, после чего их тут же объявляли здоровыми и выписывали, чтобы освободить драгоценные бюджетные места для других пациентов. Их обеспечивали жильем, но уединенное существование в скором времени приводило к обострению болезни. Одинокий, нуждающийся в помощи человек не решался ни о чем просить, зная, что ему все равно откажут. Марианна должна была восстановить справедливость. Сделать все возможное, чтобы найти хоть кого-то из родственников, кто мог бы прийти на похороны. Иногда таких не находилось, и в последний путь человека провожали только она, священник, сотрудник бюро ритуальных услуг и кантор. Тогда она с помощью фотографий и памятных вещей старалась воссоздать вкусы умершего, чтобы похороны не были обезличенными. В одиночестве возлагая на гроб цветы, она всегда просила прощения за беспомощность общества. За то, что оно предало человека, бросило на произвол судьбы, не вмешалось.
Обернувшись к своей спутнице, Марианна протянула ей перчатки. Входить в квартиру одна Марианна не имела права. В первый раз ее обязательно сопровождал кто-либо из сотрудников муниципалитета. Никто не должен сомневаться, что все сделано по закону. И вместе с Марианной всегда ходил кто-то из коллег, у кого было время. Сегодня это была сотрудница из отдела пособий. Марианна знала ее имя — Сольвейг, — но не могла вспомнить фамилию.
Сольвейг надела перчатки, и Марианна вставила ключ в замок. На полу валялись рекламные листки и несколько экземпляров местной коммунальной газеты. Никаких неприятных запахов не было, но квартиру давно не проветривали.
Быстро просмотрев почту, Марианна положила ее на полку для головных уборов.
Насколько она успела заметить, у Герды не было ни неоплаченных счетов, ни задолженностей по газетным подпискам. И никаких писем. Если не считать одного — от интернет-провайдера.
Квартира выглядела прибранной, но в углах тут и там виднелся тонкий, как пленка, слой грязи. В патронажной службе Марианне сообщили, что Герда заказывала уборку раз в три недели и доставку продуктов по понедельникам. В остальном она отказалась от помощи и старалась справляться самостоятельно. Грязь тут наверняка появилась не по неряшливости, а из-за слабого зрения. Марианна встречала такое и раньше. В квартирах у стариков может быть порядок, но пыли — сколько угодно. В сушке стояли стакан и тарелка. На батарее висело кухонное полотенце, посредине кухни стоял стол, два стула, на клеенчатой скатерти в цветочек лежала хлебница. Марианна открыла холодильник. В нос ударил запах гнили, пришлось доставать пакет, который она принесла с собой. Со смерти Герды прошло три недели, а после вывоза тела патронажной службе в квартиру заходить запрещалось. Открытое обезжиренное молоко, пачка масла, тресковая икра и сморщенный огурец отправились в пластиковый мешок, который Марианна быстро закрыла и отнесла к входной двери.
— Смотрите. У нее в морозильнике книги.
Сольвейг стояла у открытой дверцы, когда Марианна вернулась в кухню. Под толстым слоем льда в глубине морозильной камеры аккуратно лежали завернутые в пищевую пленку книги. С помощью лопатки, найденной в одном из ящиков, Марианне удалось их вынуть. Она соскребла ногтем иней с полиэтилена и прочитала: «Пусть говорят камни» Аксель Рагнерфельдт. Знаменитый писатель. Не самая известная из его книг, но теперь все его произведения считаются классикой.
— Между страницами, наверное, деньги.
Это предположила коллега. Вполне возможно. Марианне доводилось находить купюры в самых неожиданных местах, но на этот раз в книге ничего не обнаружилось, равно как и в остальных. Все они принадлежали перу Акселя Рагнерфельдта, и, что удивительно, на всех оказались написанные от руки посвящения.
Марианна почувствовала тепло в груди. Обрадовалась, как радовалась всегда, когда выяснялось, что рядом с одиноким человеком кто-то был. Что его жизнь не всегда протекала в полном одиночестве. Сейчас она была довольна вдвойне: ведь если у покойника отсутствуют доходы и в доме нет ничего ценного, то нет и возможности организовать красивые похороны. Книги же с автографом Акселя Рагнерфельдта наверняка можно выгодно продать, украсить церковь и заказать достойный памятник. Последнее проявление уважения к человеку, чья жизнь завершилась.
— Кажется, они прекрасно сохранились в холоде. Ст
Марианна кивнула. Загадочный нобелевский лауреат был самым знаменитым персонажем шведской культурной элиты, но при этом редко давал интервью. Марианна не могла вспомнить ни одной подробности из его личной жизни.
— Герде Персон было девяносто два. Ему, пожалуй, столько же.
— Мне кажется, он моложе. Или нет?
Марианна не знала. И обложки книг не дали никаких зацепок. Их напечатали до наступления «эры личности», в те времена, когда слова писателей были важнее, чем их лица.
Квартира состояла из двух комнат и кухни. Женщины вышли в прихожую и мимо гостиной направились в спальню. На полу валялись ходунки. Ночной столик был опрокинут, простыня сорвана с кровати. Ковер свернут в рулон, сверху набросаны одежда и газеты. Стакан, тюбик смягчающего крема, упаковка валерианы.
И будильник, упорно продолжавший тикать посреди этого хаоса. Марианна подняла столик и поставила на место лампу. В маленьком ящике обнаружились многочисленные газетные вырезки, таблетки от боли в горле, Библия, бусы, несколько конвертов и карманный ежедневник. Она открыла страницу наугад.
В большинстве газетных вырезок речь шла о сердечных заболеваниях, и, судя по датам, собирали их давно. Некоторые представляли собой эпитафии, но имена умерших были отрезаны. В первом конверте лежало приглашение на бесплатный педикюр, во втором поздравление с семидесятипятилетием от друзей из библиотеки общества пенсионеров. Третий конверт был толще и потрепаннее. Марианна заглянула в него. Сольвейг открыла и закрыла шкаф, не обнаружив там ничего, кроме одежды.