Трубецкая отрицательно покачала головой.

— Мне жаль. — Проклятье… — Вас спас только ваш родовой дар. Вы лишились дара Тьмы, как и все, кто был им наделен. Увы, остальным не повезло так, как вам — они не обладали столь крепкими телами… Да и вас, считай, вытащили с того света. Семьдесят процентов ожогов, множество переломов. С этим не живут. Обычно.

— А брат Луций? — Я уже почти вымаливал сказать мне хоть одну хорошую новость. — Луций. Я отправил его прочь, пока не началось… Он цел?

Трубецкая кивнула.

— Насколько мне известно, да. Однако я знаю немного. Вы единственный, кто выжил после крушения здания. Но официально вы среди живых не числитесь.

Я приподнялся на локтях.

— Как? Почему?

— Я не вправе ничего разглашать, прошу прощения. Мое дело — поставить вас на ноги и доложить его императорскому высочеству. Остальное Глеб Алексеевич расскажет вам сам. Лежите, я приглашу господина.

Не дав мне и слова вымолвить, Елена Олеговна торопливо вышла, оставив меня наедине с Алтаем. Пес снова подошел ко мне, ткнулся мокрым носом в ладонь, и я потрепал его по шее.

— Интересно дела складываются, а, Алтайка? Поглядим, чем все это для нас обернется. Среди живых не числюсь, значит…

Удивительно, но долго ждать не пришлось. Я едва успел подняться, доползти до стула и натянуть халат, когда в мою «палату» вошел сам Великий князь. В этот момент меня как раз подвели ноги — я пошатнулся, ухватился за портьеру и едва не обрушил на себя карниз.

— Вам же предписывали оставаться в постели, брат Элевтерий! — возмутился хозяин дома. — Пожалуйста, вернитесь в постель.

Я замешкался — видимо, слишком долго провалялся в отключке, и мышцы задубели. Я двигался, как кукла, неуклюже, угловато. Но все-таки дотопал до кровати и бухнулся под одеяло, отметив, что за окном уже стояла осень. Листья на деревьях пожелтели. Обычно у нас такое бывало в середине сентября, иногда позже.

Выходит, я пробыл здесь больше двух недель?!

Тем временем Великий князь распорядился оставить нас наедине и потрепал Алтая по холке, словно они были старыми знакомыми.

— У вас отличная собака, — сказал Глеб Алексееви, присев на стул у изголовья моей кровати. — Настоящий друг. Он вас спас.

Я кивнул.

— Да, милостивейший государь. И уже не впервые.

Глеб Алексеевич был одет по-домашнему: костюм-двойка из мягкой уютной ткани, фланелевая рубашка и комнатные туфли. Мне, видимо, повезло уловить редкий момент, когда представитель императорской фамилии наконец-то переводил дух дома. Однако впечатление мягкости Великого князя было обманчивым: он наградил меня строгим взглядом, и я понял, что разговор будет непростым.

— Что ж, в какой-то степени я рад, что вам удалось выжить, брат Элевтерий.