—  Слышу и понял, — мрачно отозвался я, — и долго так?

—  Ничего ты не понял. Ребят, проследите.

—  Может, ему все же очки одеть? — спросил второй телохранитель, — первый раз все-таки!

—  Вот именно поэтому! — туманно пояснила Эллен. — Всё когда-то в первый раз. А с очками в первый раз может и не получиться ничего.

Место, где мы оказались, выглядело для меня абсолютно незнакомым. Вероятно, оно таковым и являлось. И мы пошли. Я потом долго думал, не просунули ли они мне какой-то галлюциногенный препарат, пока мы ехали в этой доисторической машине. Но не похоже — я ничего не принимал, не ел и не пил и дышал тем же воздухом, что и мои сопровождающие.

Небо начинало сереть. Мы свернули в какой-то переулок, а я по-прежнему смотрел в спину своему проводнику. Эллен грациозной походкой вела нашу группку. Эллен была красива и изящна. Ее фигурка была безупречна, а перемещалась она с кошачьей грацией. Не девушка, а орхидея. Высокая грудь, узкая талия, плоский живот, сильные ноги.

Мы шли по ночному городу, иногда навстречу проезжали машины, попадались ночные прохожие. Город не спал — он никогда не спал. На улицах гулял возбужденный народ. Люди праздно отмечали начало летнего зноя. Боковым зрением я видел, что прохожие, которых мы обходили, никак не реагировали на нас, и не провожали взглядами. Мне тогда было плевать на этих людей, которые жили лишь ради себя, жили ради своего вдоволь набитого пуза. Я и сам мало чем отличался от каждого из них — такой же обыватель и циничный конформист, думающий только о своей собственной жизни и не желающий связывать себя какими-то лишними заботами.

Мысли в моей голове путались. Странное новое, незнакомое состояние, то ли как от передозировки энергентиками, или как от недосыпа, или я опять сделал что-то не то, не так и не в то время… А может просто виновато мое очень низкое давление, от которого у меня легкость и ясность в мозгах? Свободно и немного страшно, но я не буду больше сегодня пить никакие таблетки, и поднимать давление тоже не буду. Пусть будет так, как есть. Мне никогда не было так легко. Плевать, что меня иногда шатает — привыкну… Вместо того чтобы переживать что-то новое, мы часто прячемся за старым и привычным. Иногда, но не всегда, появляется желание поменять свои взгляды и что-то изменить в них. Ведь сами мы тоже меняемся. Человек с широким кругозором понимает, что позиция консерватора, который ничего не хочет знать, хуже скафандра и мешает жить. Наш кругозор ограничивает нелюбознательность, нежелание пробовать новое, когда внутри уже нет вопросов, а значит, не возникает и ответов. Люди с такими ограничениями идут по миру с запечатанными глазами и ушами, пропуская самое интересное. Громадные многоэтажки, привычные днем, казались теперь несуразной бутафорией, терялись, уходя в темноту ночи. Жизнь ушла из них куда-то в вакуум, как будто чья-то рука, наперекор всем законам жанра, повинуясь исступленной фантазии неумелого граффитиса, размалевала город в черные, серые, синие и темно-зеленые цвета. Всё: машины и люди, дома, деревья и даже луна — потеряли свои прежние четкие очертания. Будто они только и ждали, пока кто-то снимет защитную пленку, как с только что приобретенной новой вещи. Темная улица казалась бесконечной. Вокруг стояла застывшая тишина, все реже нарушавшаяся знакомыми звуками города. В ноздри уже не врывался знакомый городской запах — перегретых машин, горячих камней и той смеси ароматов, что всегда сопровождает нас на улицах мегаполиса. Хотелось закрыть глаза и утонуть в океане своих чувств, ощущений и мыслей…

Вдруг мы остановились, и Эллен обернулась ко мне. Ее глаза были так близко и так смотрели на меня, что казалось, будто я знал ее всю свою жизнь.

—  Слушай, а что это за район? — поинтересовался я. — Странно, но очень похоже на Темный Город.

—  А это и есть Темный Город…