– Эй! Стой! Какие дети! – испугался Цент. – Ты чего, а? Я к тебе по-доброму, а ты сразу угрожать начинаешь. Не хочешь от программиста потомство иметь, дело твое. Но меня вы в свою семейную шизофрению не впутывайте. Остров еще какой-то приплела. И детей восемь штук. Чего сразу восемь-то? Чай не кролики, надо себя в руках держать, особенно в таком серьезном деле.

– Маша, прости меня! – рыдал программист.

– Не подходи ко мне, чудовище! – продолжала дуться девушка. – Я думала, что ты хороший. А ты убийца!

– Ладно, будет вам, – возвысил голос Цент. – Уймитесь уже. Нашли время. Вот разберемся с темными силами, тогда и станете отношения выяснять. Ну а если погибнем страшной смертью, то тем более нет причин ругаться. Все, прыщавый, не реви. Утри, говорю, слезы. Это Машка сгоряча говорит, время пройдет, она поостынет и все простит. Давай, Владик, не томи.

– Что давать-то? – не понял зареванный программист.

– Ну и вопросики у тебя! Как это – что? Вперед шуруй. Кто, если не ты? К тому же грех на тебе великий, Машкиного потенциального ухажера прихлопнул. Искупить бы надо. Кровью. Только кровью. В деле искупления грехов это самая твердая валюта.

Владик ожидал, что за проломом в стене им откроется небольшая комнатка с гробом Кощея в центре, но он ошибся. Потому что сразу за проломом начиналась пустота.

Вначале показалось, что они вступили в огромную пещеру, но затем, когда зрение привыкло к тусклому свету немногочисленных ламп, стало ясно, что эта колоссальная подземная полость рукотворна. Кто-то когда-то нарочно вырыл здесь непотребных размеров яму и выложил ее гранитными блоками таких габаритов, что, глядя на них, невольно рождалась вера в неких древних богов, потому что людям этакие камешки таскать не по силам. Четыре ряда смахивающих на секвойи колонн подпирали невидимый в темноте свод. Они были не просто большими, а даже какими-то запредельными. Чувствовалось, что создавалось это не людьми и не для людей. Ну, или люди раньше были крупнее, метров по пять с половиной.

Тоннель, проложенный адептами Последнего ордена, вклинился в зале примерно посередке между полом и потолком. Вниз вели собранные на скорую руку, но удобные и достаточно надежные лестничные марши. Дабы проверить прочность конструкции, Цент первым ступил на нее своей бесстрашной ногой. Правда, чуть раньше своей ноги он уронил туда организм Владика, ну да это не в счет. Храбрость лишь тогда храбрость, когда является делом добровольным. А если тебя пинком под зад посылают на подвиги, или если заградительный отряд за спиной подбадривает пулеметными очередями, то это уже не считается.

Цент спускался первым. Перед ним, правда, трусливо приседая от резких спазмов мочевого пузыря, семенил Владик, но его изверг в расчет не принимал. Не бывать очкарику в анналах истории. Цент уже заранее решил, что если сегодня случайным образом спасет мир и уцелеет, то присвоит все лавры себе, ни с кем ими не поделившись. Что же касалось иных претендентов на вечную славу, то от них изверг без особых колебаний решил избавиться. От Владика вообще давно уже избавиться хотелось, не в силу необходимости, а просто так, для души, Машку будет немного жалко, но где гарантия, что она сумеет держать язык за зубами? Вот так пощадишь по доброте душевной, а она потом начнет трепаться, что сама Кощея победила, и это в ее честь надо улицы называть. Нет уж, лучше не рисковать.

Подземный зал был огромен, звук шагов рождал эхо, которое долго металось меж циклопических колонн, не в силах вырываться из этого каменного мешка. Цент, поглядывая на гранитные блоки стены, каждый из которых был размером с небольшой загородный домик, не мог поверить, что на территории его родины сумели соорудить нечто столь качественное и долговечное. Размеры впечатляли, но не так сильно, как долговечность и сохранность постройки. Это было как-то нетипично для национального зодчества, срок эксплуатации плодов которого обычно не превышал срока строительства. Неужели в древние времена на Руси умели строить? А если тогда и автомобили хорошие умели делать? И в футбол играть? И вообще жили по-человечески? Что ж, многое было утрачено с той поры. Да и нечего этому удивляться. Со времен лихих девяностых прошло всего-то полтора десятка лет, а какие страшные перемены во всех сферах претерпела отчизна. Вымер целый биологический вид конкретных пацанов. То были настоящие титаны, сама эволюция, воплощенная в крепких костях и могучих мышцах. Они не хотели быть покорными скотами, что довольствуются малым, они желали брать от жизни все. И брали. Еще как брали. Но прошло всего несколько лет, и они исчезли с лица земли, а их место заняли жлобы, бывшие в девяностых кормовыми животными конкретных пацанов. И ладно бы одни жлобы. Повылезали из каких-то щелей и вовсе непотребные существа, срамящие одним фактом своего существования не только генофонд нации, но и все человечество. И один такой ходячий позор планеты как раз плелся впереди. Цент как глянул на сгорбленную спину Владика, так почувствовал, как внутри закипает ярость. Он так и не смог простить Владика за то, что тот Владик.

– Убивать таких надо! – прорычал Цент.

Владик услышал и в страхе оглянулся. Ошибочно подумал, что Цент подразумевает сектантов из Последнего ордена, или еще кого-то, но когда встретился взглядом с извергом, все понял – адский садист имел в виду именно его.

– О тебе я, о тебе, – развеял все его сомнения Цент.

– Я думал, ты про них, – всхлипнул Владик, имея в виду активистов Последнего ордена.

– Их тоже убивать надо, но они хоть что-то делали. Человечество, считай, истребили, цивилизацию уничтожили. Оно не по понятиям, но все же реальные дела. А что сделал ты?

– Я просто жил, никого не трогал….

– Вот-вот. Просто жил, никого не трогал. Как растение. Ты даже не скотина, ты трава. Никогда не прощу тебе твоей вегетативной сути. Лишь геройская смерть поможет тебе смыть позор. Понимаешь, на что я намекаю?

– Да, – глотая слезы, кивнул Владик.

– Ну, так постарайся. А то взял моду выживать. Или мне придется вмешаться. Геройская эвтаназия тоже вариант.