— Что вас тревожит? Интуиция?
— Я бы слово «интуиция» не употреблял, — поправил Высик. — Всего дня три-четыре назад осудили мы это слово как мракобесие и поповщину. Даже собрание проводили, по указанию сверху.
— Ну, знаете… — врач развел руками. — Куда же без интуиции, а?
— По-вашему, неправы те, кто ее осуждают? — не без подковырки спросил Высик. — Решение партии, так сказать.
Врач уже привык: когда Высик говорит с такой подковыркой — значит, собеседника «на вшивость» проверяет, и на все «решения партии» ему наплевать, ему важно настоящее мнение услышать. В самом начале их знакомства, во время жуткое, но в чем-то и очень легкое, потому что только-только война кончилась, и верилось, что все будет по-новому, по другому, после этой освободительной бури, пронесшейся над Европой — верилось наперекор разуму и чувствам, ушам и глазам, отчетливо доказывавшим, что возвращается все та же затхлость, и даже еще более худшая, и из затхлой тьмы такие упыри вылезали, такие хари, каких и в прежнее расстрельное время не было — так вот, в самом начале их знакомства врач еще зажимался и закрывался боясь со стороны Высика той провокации, после которой — донос и исчезновение навсегда… Но очень быстро разглядел, буквально в несколько дней, что, когда Высик провоцирует — иногда, внаглую — то совсем иным тоном вопрос задает, и с совсем иным лицом, не ерническим, а угрюмым, будто предупреждает собеседника: смотри, вот я сейчас тебя ловлю, как волк зайчишку, и сам будешь виноват, коли попадешься, я тебе не зря клыки показываю… И, как только этот барьер исчез, Высик и Голощеков стали общаться легко и свободно, и общались так все эти годы, несмотря на разницу в возрасте и образовании, и доверяли друг другу то сокровенное, что в те времена иные таили даже от детей и родителей, чтобы себя и других охранить от лагерной мясорубки.
— Интуиция всегда была и всегда будет, — сказал врач. — Как же без нее? В конце концов, есть у нее и вполне материалистическое объяснение.
— Какое?
— Интуиция — это настолько быстрая цепочка мыслей, что мы не успеваем схватить всю цепочку, и видим только последнюю мысль. Это благодаря опыту приходит, благодаря тем знаниям и урокам, въевшимся в кровь, которые уже не надо повторять постоянно, ведь не твердим же мы про себя, что дважды два — четыре, чтобы, не дай Бог, не забыть. Вот вы, например, осматриваете место преступления, и вы уже умеете видеть картину в целом, и какие-то детали, которые вы даже осознать не успели, где-то и чем-то вас цепляют, и вы говорите: «Мне кажется, тут опытный грабитель поработал». Или, наоборот: «Мне кажется, тут работа пацанов». И потом, когда ваше предположение сбудется, вы, может, и сообразите, какие детали навели вас на правильную мысль, а может, для вас самого останется загадкой, почему вы так быстро среагировали. Но одно можно будет точно сказать: это ваш опыт подсказал вам такую быструю цепочку мыслей, что ваш мозг не успел ее зафиксировать. Вот и все. И никакой мистики и поповщины.
— А бывает, — продолжил врач после легкой паузы, — что интуиция срабатывает во сне. Если мы долго бьемся над какой-то задачей, то можем во сне увидеть ее решение. Причем нам это будет казаться чудом, а никакого чуда нет. Примеров — множество, и я вам, по-моему, как-то их приводил…
— Да, приводили, — Высик встал и заходил по комнате. — Менделеев, там, который свою периодическую таблицу во сне увидел. Писатели и художники…
— А еще, если хотите, цари, — ввернул врач. — Сколько мы знаем легенд о царях, которым во сне являлось откровение: заложи новую столицу на таком-то месте. И они закладывали, в точности такое место найдя. Разобраться — тоже никакого чуда. Что им виделось? Зеленая возвышенность, вода… Словом, идеальные условия для города, чтобы он и от врагов был защищен, и стоял на плодородных, обильно орошаемых землях, с чистой и большой рекой. А если им при этом виделось, например, что там они встретят орла, держащего змею, это тоже вполне объяснимо. Где орлы — там и зайцы, и грызуны, все те животные, которым нужна хорошая растительность на тучных почвах… Так, разбирая эти откровения деталь за деталью, мы можем увидеть, что цари опирались на знания, которыми и так обладали, и что во сне они в сконцентрированном, сгущенном виде видели то идеальное место для города, о котором давно уже думали наяву…
Высик остановился, прислонился к стене.
— Да, сны, — сказал он. — Можете посмеяться надо мной от души, но сны — это мой метод. Да, метод, самый что ни на есть. В смысле, я вижу сны, в которых нормальное перемешано с небывальщиной, и эта небывальщина показывает все то, что от жизни в этих снах зацепляется, в таком неожиданном свете, в таком неожиданном повороте, что тут-то и видишь разгадку. Главное, к неожиданностям быть готовым. Это тоже интуиция, да?
— Одно из проявлений интуиции, — согласился врач.
— Вот и выпьем за это, — сказал Высик. — И спать пойду. Авось, приснится что-нибудь дельное.
10
Шалый добрался до дома Степняка в начале шестого утра.
Из оружия у него были при себе пистолет, «ТТ» еще с войны, с наградной пластинкой — под словами «За доблесть» была гравирована подпись командира дивизии, и нож. Надо сказать, на нож Шалый полагался больше. Хоть «ТТ» и был зарегистрирован должным образом, и имел Шалый право и на его ношение, и на его применение для необходимой самообороны, но он предпочел бы не объясняться лишний раз, правомерно или неправомерно он открывал огонь. А учитывая, что «ТТ» был, как полагается, «отстрелян» для картотек всех органов, могли возникнуть еще и объяснения по поводу, что Шалый делал в Казани. Объясниться он объяснился бы, но светиться на выполнении поручения командира и лишний раз трепать нервы себе и ему Шалому совсем не хотелось.
Нет, нож, по его мнению, был и надежней и тише. Шалый мог и метнуть нож так, что никакой стрелок его бы не опередил. Умение обращаться с ножом не раз его выручало. К пистолету Шалый прибегнул бы только в самом крайнем случае.
Он бы предпочел обойтись вообще без кровопролития — но, думалось ему, Кирзач остановится только мертвым. Убрать его сейчас, немедленно, разъяснить ситуацию Степняку, схоронить вместе со Степняком труп Кирзача так, чтобы его никогда не нашли — или нашли по наводке, которую Шалый командиру подкинет, чтобы труп явился доказательством: жизни Бернеса ничто не угрожает и шухер пора кончать; потом отзвонить Ямщику и успокоить его, и пусть радуются, что Шалый сам все сделал, никого не привлекая и никого не ставя в известность… Лучше всего, да. Потом, возможно, с ним захотят разобраться, и Уральский, и Волнорез, и Губан. Что ж, пусть рискнут, милости просим. Еще вопрос, доберется ли кто из них до Шалого. Того, что они чуть не весь уголовный мир могли под нож подставить, им не простят, и, едва пробежит слушок, что Кирзач мертв, на них начнется такая охота, что только спасайся.