Я деревянной походкой подошёл к столу и присел на краешек указанного стула, отмечая про себя, с каким интересом меня рассматривают Ксения, Михаил и маленькая Ольга.

Как будто бы из воздуха материализовалась пара слуг в роскошных ливреях, которые быстро, не пролив и капли, наполнили чашки чаем, а потом так же незаметно испарились.

– Расскажите о себе, Тимофей, – с ласковой улыбкой обратилась ко мне императрица.

– Ваше императорское величество, – я вскочил из-за стола и принял стойку смирно.

– Тимофей, не надо вставать. Рассказывайте сидя. Мы просто пьём чай и беседуем, – мило улыбнулась Мария Фёдоровна, а Ольга насмешливо фыркнула, но тут же, опустив голову, уставилась в свою чашку под укоризненным взглядом матери.

Я, вновь присев за стол, начал повествование о своей жизни. Рассказал о своей семье, о гибели дядьев и родителей, о пропавшей без вести сестрёнке. В этом моменте рассказа императрица промокнула платочком глаза, а Ксения и Ольга с жалостью смотрели на меня. Дальше рассказал о смерти деда и его наказе стать офицером, о том, как стремился выполнить данное завещание, об учебе, о станичной школе казачат, экстернате и поступлении в юнкерское училище.

– Тимофей Васильевич, а почему о своих воинских подвигах не рассказываете? – поинтересовался его высочество Михаил, глядя на меня восторженными глазами. – Мне брат поведал, как вы и другие казачата геройски сражались на пароходе. Вот здорово!

– Простите меня, ваше императорское высочество, но ничего хорошего в войне нет. У нас на Амуре, можно сказать, идёт вялотекущая война с различными бандитами, которые приходят из империи Цин. И потери среди казаков бывают большие. И как на всякой войне, тебя окружает грязь, страх, боль и кровь. Не думаю, что про это надо рассказывать.

– Что-то никакого страха я в тебе не увидел, Тимофей, во время боя, – включился в разговор цесаревич Николай.

«А, была не была, – подумал я про себя. – Давал себе слово не использовать больше песен из будущего, но лучше, чем стихами Юлии Друниной, на вопрос цесаревича не ответишь. Только чуть-чуть отредактирую. Я всё же мужского рода». После этого с чувством произнёс четверостишье поэтессы-фронтовика:

– Кхм, – будто бы поперхнулся князь Барятинский.

– Лучше и не скажешь, – задумчиво произнёс граф Воронцов-Дашков. – Действительно, тот ничего не знает о войне.

– Это всё?! – заинтересованно спросила великая княжна Ксения.

– Да, ваше императорское высочество. Одно четверостишье пришло на ум, когда государя наследник задал мне вопрос во время боя на пароходе – страшно ли мне? Честно говоря, стихов я не пишу.

– А как же, Тимофей Васильевич, вы пишете свои песни?

– Не знаю, ваше императорское высочество, – ответил я. – Они как-то сами на ум приходят вместе с музыкой.

– Но я слышала, что одну песню для своей названой сестры вы по заказу написали?

– А что оставалось делать, ваше императорское высочество?! Если бы не написал, то меня домой бы и на свадьбу не пустили, – ответил я, подумав про себя, что мою личность, судя по всему, просветили как под рентгеном, если такие мелочи всплыли.

– А я хочу, чтобы для меня Тимофей Васильевич написал песню, – заявила княжна Ольга, и её серьёзный вид заставил вновь всех рассмеяться.

Видя, как ребёнок надулся, я решил её порадовать ещё одной песней из будущего. Сто бед – один ответ. Где стихи, там до кучи ещё одна песня.