– И кому надо было почти всех на охрану в ночь выгонять? Завтра же в караул заступать.
– И не говори. Ходим как дураки. А толку-то…
Патруль скрылся из виду. Подождав еще минуту, внимательно вслушиваясь в ночную тишину, я перемахнул пешеходную дорожку и, упав на землю, застыл, сканируя окружающую обстановку. Тихо. Осторожно приподнялся и от дерева к дереву потихоньку двинулся вперёд. Дальше Адмиралтейские ворота со сторожевой будкой и невысокий забор, который может быть препятствием только для детей.
Эти сторожевые строения со шлагбаумом и колоколом вызывали у меня сожалеющую улыбку. Деревянное сооружение, ночью освещаемое фонарём. Часовой дальше круга света от фонаря в темноте ничего не видит. Сам является прекрасной мишенью. Стены от пуль не защитят. Мне бы сейчас ребят из моей бригады, всю бы царскую семью из дворца на руках вынесли, никто бы не чухнулся.
Ладно, посторонние мысли в сторону. Солдатики с испуга могут и на поражение пальнуть. Впереди ворота и часовой в будке. Сместился подальше в сторону и спокойно перебрался через ограду. Дальше вдоль Белого озера осторожно добрался до террасы-пристани, на которой находился ещё один парный патруль. Пришлось залечь, и надолго. Мимо этих ребят просочился по-пластунски. Полз минут тридцать. Основательно задубел. Турецкая беседка и очередной патруль остались справа от меня, а я наконец-то добрался до Кухонного каре Гатчинского дворца. Теперь осталось незаметно проникнуть внутрь.
Русское разгильдяйство было на моей стороне. Одно из окон первого этажа каре, несмотря на запрет, было приоткрытым. По миллиметру, опасаясь скрипа и возможной засады, открыл створку и, не услышав кого-либо находящегося в комнате, осторожно переместился в помещение. Осталось самое сложное. Незаметно добраться во дворце до цели. Судя по известной мне схеме помещений, мне осталось совсем немного. Теперь бы вскрыть тихо дверь в коридор, а там по ситуации.
Осмотрев, насколько позволял лунный свет, проникающий через окно, помещение, понял, что попал в какую-то подсобку. Вёдра, щётки, ещё что-то из инвентаря. Судя по потолку, комната была под лестницей. Хорошо, что с окном, а не глухое помещение. Теперь дверь. Удача и здесь не покинула меня. Использовать примитивные отмычки, которые я изготовил, вспоминая те несколько занятий, которые были проведены на сборах, посвященных проникновению в помещения террористов, не пришлось. Дверь открылась, и я оказался в коридоре, пытаясь сориентироваться, где же нахожусь.
Появившееся впереди пятно света заставило меня укрыться за ближайшей стенкой коридора. Кажется, влип! Я вслушивался в приближающие шаги. Идёт один человек. Это уже легче. Мимо меня прошел человек в ливрее лакея, который держал в руке лампу. Шаг вперёд, слабый удар в основание черепа. Еле успел подхватить лампу и тело. «Минут пять-десять есть, – подумал я, задув лампу. – Подождём и обработаем клиента. Лишь бы его инфаркт миокарда, вот такой рубец, не хватил».
Когда лакей очнулся, руки у него были связаны, во рту был заранее приготовленный мною кляп. Находились мы уже за ширмой в ближайшей проходной комнате, где, как я убедился, никого не было.
– Милейший, сейчас вы отведете меня к комнатам, где располагается, – я склонился к уху и произнес, к кому меня надо провести.
Затравленный взгляд пленника наполнился ужасом, и он потерял сознание.
«Нет, дорогой друг, мы так не договаривались, – подумал я, осуществляя реанимационные мероприятия, приводя клиента в сознание. – Так-то лучше».
– Любезнейший, ты всё равно сделаешь это. Не надо доставлять себе боль, – произнёс я, увидев, что лакей пришёл в себя. После этого нажал одну из точек на теле, которую мне в своё время показал Джунг Хи.
Всего он показал мне их пять. При нажатии их последовательно, человек начинал ощущать нарастающую дикую боль. Сам лично перенёс три точки. После четвёртой потерял способность что-либо соображать и готов был сделать всё, о чём бы меня ни попросили. Если же нажать пятую, то, по словам старого корейца, у человека в организме начинались необратимые изменения, и тот умирал. Но до этого он становился марионеткой в руках проводившего данную «акупунктуру».
Пленнику хватило одной, после чего мы направились к моей цели. После того как лакей показал головой на необходимую мне дверь, он направился в страну Морфея. Я аккуратно пережал ему сонную артерию. Видимо, бесшумно уложить на пол отрубившееся тело мне не удалось, так как нужная мне дверь стала открываться, и из неё показалась рука с фонарём. «Страна непуганых идиотов», – успел подумать я, смещаясь за открывающуюся дверь.
Вышедший из двери офицер, увидев лежащее тело лакея, направился к нему. Перемещение за спину, дозированный удар, ловля падающего фонаря, и у меня на руках две отключившиеся тушки. Матерясь про себя, затащил тела в комнату. После чего, подобрав фонарь и зайдя в помещение, аккуратно закрыл дверь. Подняв фонарь повыше, осмотрел свои жертвы.
«Н-да, лакей первого разряда с кучей наград и целый жандармский подполковник, – крутанул головой. – Повеселились, однако, господин хорунжий. Ладно, работаем дальше».
Связал руки за спиной подполковника, посадил его на стул. Кляп в рот засовывать не стал, но рот завязал попавшимся в комнате полотенцем. Поставил на стол лампу-фонарь и, придвинув стул, сел напротив офицера. Оставалось только ждать. Минут через двадцать заметил по задрожавшим векам и изменению ритма дыхания, что жандармский чин начал приходить в себя. Когда он открыл глаза, то, увидев мою голову в маске, дёрнулся назад и чуть не свалился со стула. Ожидая такой реакции, я удержал мебель с подполковником в равновесии, после чего произнёс:
– Алексей Павлович, не пугайтесь, это я, хорунжий Аленин. Если вы дадите мне слово офицера, что не будете каким-либо образом предупреждать охрану, я вас развяжу. Вы даёте слово офицера? Если да, то кивните!
Последовал кивок подполковника, и я развязал верёвку и полотенце на адъютанте главного начальника охраны генерал-майора Свиты Его Величества Петра Александровича Черевина.