Ренни смотрит, что и является ее работой. Вода замутнена мелкой песчаной взвесью. По краям стеклянного иллюминатора мелькают и исчезают темные силуэты. Прямо перед ней, впаянная в красные кораллы лежит бутылка из-под лимонада, очертания ее почти неразличимы. Рядом с бутылкой плавает рыба тигровой окраски.

— Сегодня это не так впечатляет, слишком ветренно и, кроме того, здесь так себе, — говорит ей Лора. Она спустилась с крыши и стоит на коленях рядом с Ренни. — Этот риф все больше загрязняется соляркой и хламом из гавани. Вам надо раздобыть маску и трубку. На Святой Агате есть что посмотреть. Я там живу. Там вам гораздо больше понравится.

Ренни не отвечает: ей кажется от нее ничего и не ждут. Кроме того, она не хочет начинать разговор. Разговоры ведут к знакомствам, а знакомства здесь слишком легко завести. Люди ошибаются, принимая их за дружбу. Она улыбается и отворачивается к стеклянному выступу.

— Вы пишите для журналов, да? — говорит женщина.

— Откуда вы знаете? — удивляется Ренни с легким раздражением. Это уже третий раз на сегодняшний день.

— Здесь все всё знают, — говорит женщина. — Слово, можно сказать, вылетит, не поймаешь. Каждый знает, что происходит. — Она медлит. Смотрит на Ренни, обшаривая ее взглядом, как бы пытаясь заглянуть за голубые стекла ее солнечных очков. — Я могла бы рассказать вам кое-что, о чем можно написать, — мрачно произносит она. — Историю моей жизни, по ней можно спокойно написать книгу. Только, никто этому не поверит, понимаете?

Ренни тут же становится скучно. Она даже уже не может вспомнить, сколько людей ей это говорило на вечеринках, в самолете, стоило им только выяснить, чем она занимается. Почему они думают, что их личная жизнь всем интересна? Почему они думают, что если про них напишут в журнале, они станут более значимы, чем сейчас? Почему они хотят чтобы их рассматривали?

Ренни выключает звук и концентрируется только на изображении. Над Лорой определенно можно поработать. Она, к примеру, сильно выиграет от хорошей стрижки и укладки, и ей нужно хотя бы немножко отрастить брови. То, что она выщипывает их в такую ниточку, расширяет лицо. Ренни представляет ее лицо в очерке о макияже, до и после, с серией промежуточных фотографий, иллюстрирующих процесс. Лору выщипывают, покрывают кремом, красят и одевают в свитер от Нормы Клейн. После этого ее можно отвести на ланч к Уинстону. Единственное, чему ее придется научить, это не открывать рта.

Они сидят под металлическим зонтиком за одним из белых круглых столиков в патио у Дрифтвуда. Лора спиной к солнцу, Ренни в тени. Остальные столики слабо заполнены белыми людьми, ярко-розового оттенка разной интенсивности, одна пара похожа на индусов. Официанты черные и коричневые, архитектура выдержана в стиле придорожного модерна, балконы снабжены пластиковыми панелями зеленого и голубого цвета. На краю патио возвышается дерево, сплошь в красных цветах с огромными лепестками, похожими на гигантский сладкий горошек. Вокруг них порхает с десяток колибри. Снизу, по другую сторону изгибающейся каменной стены, волны разбиваются о скалы. С Атлантики дует свежий ветер. Справа широкий пляж, без всяких рыбьих голов. Он совершенно пустынен.

Лора заказывает еще один коктейль. Ренни не выпила и половины, но тоже заказывает.

— Кто платит? — спрашивает Лора чересчур невинным тоном.

— Я, — говорит Ренни, которая предчувствовала, что платить придется ей.

— Вы можете записать это в счет редакции, предлагает Лора. — Разве в журналах не за все платят?

— Не всегда, — говорит Ренни. — Но я могу списать это в графу расходов. Мы можем сделать вид, что я беру у вас интервью.

— Списать, — произносит Лора. — Боже.

Ренни не может понять, вызвало это у нее восторг или отвращение.

— Такие, как вы, как раз на том и держатся, — говорит Лора.

Ренни не любит становиться объектом подобного рода умозаключений, она не любит, когда ее причисляют к мифической группе с ярлыком «такие, как вы». Она не выносит чувства собственной правоты в людях типа Лоры, которые считают, что поскольку у них было тяжелое детство или не так много денег, как у остальных, то они в некотором роде выше остальных. Ей хочется применить один из своих безотказных приемов. Она облокотится на стол, снимет очки, уставится в Лорины голубые фарфоровые глаза, которые умудряются одновременно выражать обиду и тайную радость, и скажет: «Почему вы так агрессивны?» Но у нее ощущение, что с Лорой этот номер не пройдет.

Она прикидывает, а что если расстегнуть платье и продемонстрировать шрам. Если уж предлагается игра в «бедняжку-меня», то это, безусловно, козырная карта, но Ренни не хочет превращаться в человека, использующего свои физические недостатки для получения социальной выгоды.

Она понимает, что не следовало завязывать знакомство на этой лодке, не надо было ей проявлять интерес к осмотру других отелей и лучше бы настоять на такси вместо того, чтобы слушать Лору, которая утверждала, что знает людей, и зачем позволять себя грабить, когда можно проехать бесплатно? «Ездить бесплатно, это мой пунктик» — сказала она. Мать Ренни любила говорить, что такой вещи, как бесплатный проезд, не существует.