Когда я вернулся в кабинет бывшая терпеливо сидела на том же месте. С экрана по-прежнему висел мой язык. Единственное, что изменилось — тема беседы.

— Ты вообще знаешь, как он погиб?

— Так ведь Шурка еще живой.

— Ну, может быть в физическом смысле он и живой, но вот в качестве ценного работника от него мало что осталось. Даже как новость он проживет еще пару месяцев, пока длиться агония. Пожалуй, даже меньше. Это значит, его можно списать.

— Ты его никогда за человека не считала. Теперь, значит, отрываешься. — Ленка и правда иногда теряла самообладание, не выдерживая придурь нашего бесценного Шурочки. В такие моменты прорывался ее выпестованный аристократизм бывших крепостных.

Ленкин старичок, как и все миллионеры в первом поколении, мечтал обзавестись родословной от Рюрика. Даже изыскания проводил. Следы терялись в середине XIX веке, когда молодой новгородский помещик, вернувшись из Европы, в приступе прогрессивного гуманизма решил дать хорошее образование одному из своих дворовых и отправил беднягу в Санкт-Петербургский университет.

— Очень интересно. Покопался в психологии. Ручки не запачкал?

Я показал ей только что вымытые руки, мимоходом заметив, что давно пора сходить на маникюр. Впрочем, мне не пришлось долго радовался удачному, как мне показалось, и невинному зубоскальству. Лена неумолимо продолжила практиковаться в морально-нравственном прессинге, тонко намекая на толстые обстоятельства:

— Да ты даже не поинтересовался, как все произошло и что вообще происходит… Если бы не твое поведение… Теперь, в связи с назревающими событиями… Ты можешь не верить, но скоро может произойти нечто, что и предположить было бы…

У меня было впечатление, что она в качестве руководителя президентской администрации отрабатывала на мне очередное ежегодное послание. Только вместо Федерального on-line Собрания был скромный Вася Чапаев, который, впрочем, ничего не понимал также как и это самое чертово собрание.

Ее речь истерлась в моей памяти быстрее, чем обида на обвинение в равнодушии к лучшему другу.