— О! Будь благословенна! Будь благословенна! Пусть бог услышит мою молитву и освободит от этой ужасной чаши, предоставив ее мне одной!
Молодая девушка поднялась. Ее лицо озарилось святой и чистой радостью. Никогда еще оно не было так выразительно: оно сияло красотой девственниц и мучеников.
— Идем! — сказала она величественным тоном, внушившим уважение даже матери, — не будем заставлять палачей ждать! — И повелительным жестом она указала индейцу на дверь.
Тот, невольно повинуясь, вышел, опустив голову. Обе женщины последовали за ним. Они твердыми шагами спустились с лестницы Теокали, сопровождаемые и предшествуемые толпой мегер и детей, осыпавших их бранью и бросавших грязью в лицо.
Донна Диана улыбалась. Одну минуту она почувствовала, что под ее рукой рука матери дрожит. Она тихо наклонилась к ней и с непередаваемым выражением шепнула:
— Мужайтесь, добрая мама, каждый шаг приближает нас к небу!
Наконец они достигли равнины. На последней ступени лестницы они невольно повернулись назад, чтобы еще раз взглянуть на жалкое убежище, где они так страдали.
Индейские воины, женщины и дети радостными, свирепыми криками встретили прибытие пленниц на равнину.
Олень жестом подозвал несколько воинов, которые окружили пленниц, чтобы охранять их от оскорблений отвратительных женщин, на каждом шагу бросавшихся к ним с длинными и заостренными, как когти пантеры, ногтями.
— Бледнолицым женщинам не должно наносить ран, пока они не будут привязаны к столбу, — сказал вождь, — а то они будут не в силах перенести мучений!
Это соображение показалось справедливым, и мегеры должны были пока ограничиться только самыми скверными ругательствами, какие только могли они придумать.
Говоря так, мажордом, может быть, имел в виду другое: этот жестокий намек скрывал тайное покровительство.
Расстояние до места казни было довольно большим. Обе женщины, мало привыкшие ходить по терновнику, медленно продвигались к своей Голгофе. Наконец, они достигли ее и вступили на поляну.
Сахемы племени, важно усевшись полукругом против столбов для мучений, невозмутимо курили свои трубки. Зловещий кортеж остановился перед ними. Прошла минута мрачного молчания. Олень сделал шаг вперед.
— Вот две бледнолицые женщины! — сказал он голосом, слегка дрожавшим, несмотря на все усилия.
Текучая Вода поднял голову и устремил взгляд на пленниц, в то время как жестокая улыбка скользила по его тонким губам и обнажала его белые, как у ягуара, зубы.
— Хорошо, — сказал он, — как они решили? Принимают они условия, предложенные им советом, или предпочитают умереть?
Олень повернулся к пленницам с невыразимой грустью.
Они презрительно отвернулись.
— Они предпочитают смерть! — сказал он.