Даже если ночная пьянь прошла мимо люка, с утра рабочие о дыру точно споткнулись. Упал вниз молочный свет, разбудил Хазина; сейчас там уже мусора барражируют, рабочих приняли в первую очередь: кто оправдаться по-русски не умеет, того для начала и обвиним. По ксиве Петю узнают, конечно, и дальше только вопрос – когда все попадет к журналюгам, когда будет в телевизоре, и – смотрит ли этот телевизор Магомед.

Втиснулся в кабинет пузан в погонах, обслюнявил Илье его трепаный гражданский паспорт, через очки изучил печати и отметки. Забрал паспорт с собой. Становилось как перед грозой душно, в пару вызревал миллион вольт. Времени до стрелки час с небольшим, а эти бляди погонные еще держат его, морочат, мурыжат, время его наматывают как кишки на катушку, совещаются: миловать или казнить со скуки, крючкотворы.

Обманула ты, Наталья Георгиевна, не простят они мне ошибку в фамилии, государству надо каждую свою вошь по буковке правильно учитывать, без этого ее к ногтю не вызовешь. Если бы можно было за пятьдесят тысяч рублей вот так запросто покупать себе свободу, неужели бы все люди ею давно не затарились?

– Мне в коридоре подождать? – спросил Илья.

– Сидите тут.

Магомед, Мага, жди меня, верь в Хазина, мы скоро, мы вот-вот, ничего серьезного. Только осипли, онемели, не можем до тебя докричаться, пасть разеваем, а там звука нет. Сейчас отдадут паспорта, извинятся за ожидание, и я-мы – к тебе, ветром!

Пузатый вернулся еще через двадцать утроенных минут.

Как будто ему перезвонили из той канцелярии, в которую Илья только что отчаянно шептал.

Буркнул что-то паспортистке, та послушно напроставляла печатей, сунула Илье новую, хрустящую бордовую книжечку: подпишитесь-ка.

Илья подписался своей обычной кардиограммой.

И гражданский вернули.

А миллион вольт еще висел над Ильей, довлел, не хотел разряжаться.

«Президент-отель» стоял в десяти минутах от метро «Полянка»: за чугунной высокой оградой кирпичный рыжий новострой этажей в двадцать высотой, увенчанный коричневыми какими-то не то касками, не то киверами, не то детскими формочками для песка. По остальной архитектуре здание напоминало окружные многоэтажки и среди державных сталинок Якиманки смотрелось неместно: как будто приподнялось где-то в Солнцеве или в Орехове и переехало в центр, выбило себе покрасивее участочек, отселив пару стариков на кладбище, огородилось от соседей шипастым чугунным литьем и присело тут на кортаны. Однако же вот: с кортанов открывался вид на Кремль, и название «Президент» у отеля тоже никто не оспаривал.

Илья, уже когда подходил к нему, думал: как этот Магомед не палится в таком месте торговлю делать? Игорь К. вон ныкается по помойкам, сидит в норе, строчит Пете компромат в телефон, чтоб их вместе загребали, если что. А Магомед-Дворник говорит: на ресепшене меня спросишь. Может, и не Дворник он никакой, а только кривляется?

Вход в чугун стерегли черные с автоматами охранники. Камер от ворот до дверей Илья насчитал пять штук. Машин на парковке было мало, все огромные внедорожники с зеркалами вместо окон, все нездешние. Перед отелем был плац, на плацу торчали флагштоки с цветными тряпками. Туристов тут никаких не было, и вообще – лишних людей.

Илья толкнул дверь, оказался в огромном беломраморном холле, устланном паласами глубокого синего цвета. Потолок начинался на уровне четвертого этажа, с него свисали странные светила: диодный дождь с громадных диодных колец. Выглядело одновременно дешево и грандиозно. По углам торчали уличные киоски, торгующие сувенирами из воображаемой России. На видном месте зиждился белый рояль с золотым названием.

По холлу прохаживались менты, какие-то смуглые люди в костюмах за столиками говорили инфразвуком, глядя не друг на друга, а по сторонам. На ресепшене вышколенно улыбалась белокожая женщина, которую, кажется, хозяева не раз брали за загривок и уводили драть в люкс.

На Илью глядели, как на пришельца.

Он приблизился к белокожей, она растянула для него яркие губы, переспрашивать имя не стала. Поднесла трубку к уху, прошептала, замерла.

– Присядьте.