Может и существовал какой-то другой выход, стоило всего лишь подождать. День-два, и отъезд из Пелабраво стал бы вполне легальным, без этих джеймсбондовских эскапад. Какому испанцу в голову придет искать британского агента в штабе советского экспедиционного корпуса? Это с одной стороны.

С другой — кто знает, не был ли отправлен запрос в Мадрид, тамошней советской агентуре? И тогда могли возникнуть интересные вопросы. Например, с какого, мол, перепуга некий журналист буржуазной газеты полез в самое пекло, да ещё в такой сомнительной компании?

Так что, может статься, не было у него этих двух дней на поиск адекватного и безболезненного для всех выхода из ситуации. И всё, что случилось — сложилось очень удачно и вовремя.

"Удачно? — Матвеев хмыкнул, покачав головой. Но тут же ударился обо что-то затылком и зашипел от боли. Кожаный шлем, выданный пилотом, слабо смягчил удар. — Везение моё всё больше напоминает поговорку про покойника. Я окончательно расшифровал себя, оглушив и выбросив на сельской дороге самого товарища Кольцова, что в свете утечки данных о сети сэра Энтони в Испании обернётся для меня как минимум "волчьим билетом" в журналистике.

Или нет? Предавать огласке эту историю вряд ли будут… Ни Михаил Ефимович, ни местные особисты и разведчики не такие уж идиоты… По крайней мере, таковыми не кажутся. Если только меня не захотят сделать разменной фигурой в очередной антибританской пропагандистской кампании".

"Не льсти себе, Стёпа, подойди поближе!" — фиксация на собственной персоне — это Матвеев знал определённо — первый признак неконструктивности мышления, неправильного выбора точки отсчёта для анализа ситуации.

Всё равно, встать на место советских товарищей ему было не суждено. Так что думай за них, не думай, — это будут мысли профессора математики… пусть и подкреплённые гринвудовскими знаниями.

К ровному стрекоту мотора и свисту ветра в проволоке растяжек, поддерживающих хрупкую на вид полотняно-фанерную конструкцию, добавился новый звук — дробное, поначалу медленное, а вскоре участившееся постукивание по металлу.

Степан открыл глаза. Даже сквозь изрядно поцарапанные стекла очков-консервов и сгустившиеся сумерки, хорошо было видно, как самолёт влетает в темную полосу дождя, глухо забарабанившего крупными каплями по обшивке крыльев и фюзеляжа, и звонко по металлу топливного бака, — где-то там, в верхнем крыле, почти над самой головой Матвеева.

"Блин, вот же засада! Это, получается, случись что — весь бензин мой? И гореть мне как спичке на ветру… Бр-р-р!" — Степан поморщился от неприятной мысли, в этот момент пилот обернулся и энергичными жестами показал, что придётся снижаться, хотя, куда уж ниже, — они и так почти "стригли" верхушки редких деревьев!

"А может быть, он собирается приземляться?"

Лётчик, — имени его Матвеев так и не запомнил, хотя сам факт представления их друг другу в памяти присутствовал, — несколько раз махнул в сторону редкой россыпи огней на земле и что-то прокричал.

"… Сьюдад-Родриго… посадка… ждут…"

"Ну, садимся, так садимся, — подумал Степан, жестами дав понять пилоту, что услышал его. — Всё одно лучше, чем лететь в дождь на этой кофемолке… К тому же ночь на носу, а стать участником ночного перелёта в такую погоду, честно говоря, не тянет".

Постепенно над линией горизонта проявились силуэты зданий, крепостных башен, высокой городской стены — явно средневековой, шпили и купола соборов и церквей, — неярко, но всё же освещённые. Все это так выпадало из ощущения настоящего, что казалось, будто перелёт поглотил не только километры пространства, но и несколько веков времени.

"Удивительно, всего в сотне километров отсюда идёт война, а здесь даже светомаскировки нет… Обычная испанская беспечность, или уверенность, что уж гражданские объекты республиканцы бомбить точно не будут? Чёрт его знает!"

Матвеев смотрел на открывшуюся перед ним панораму во все глаза и не заметил, как горизонтальный полёт перешёл в плавное снижение. И вот уже колёса коснулись земли маленького аэродрома на окраине Сьюдад-Родриго. Подпрыгнув несколько раз на невидимых в сумерках кочках, биплан покатился по полю, в сторону нескольких невысоких построек, рядом с которыми стояли два больших легковых автомобиля.

Чихнув напоследок, мотор заглох, лопасти пропеллера замедляя вращение остановились, и к "комитету по встрече" "Мотылёк" подкатился почти в полной тишине. Дождь уже прекратился, о нём напоминали только капли на редких островках травы и потемневшая земля лётного поля.

Путаясь в привязных ремнях, Матвеев всё-таки одолел не желавшие расстёгиваться хитрые пряжки и попытался выбраться из тесной задней кабины. Первая попытка, так же как и вторая, оказались неудачными. Затёкшее от сидения в неудобной позе тело не слушалось, ноги и руки дрожали, странная, необъяснимая слабость навалилась на Степана. Он смог лишь вяло помахать подбежавшим к самолёту встречающим и, стесняясь собственной беспомощности, жалобным голосом попросить:

— Господа, не будете ли вы так любезны, и не поможете ли выбраться из этого летающего механизма? Похоже, сам я это сделать уже не в состоянии…