Водка, и в самом деле, оказалась никудышная, но спирта в ней содержалось, сколько надо — ему, Себастиану фон Шаунбургу, — надо, и это была хорошая новость.

— Рассказывайте, — предложил он полковнику, — "продолжаем разговор".

Судя по тому, как Вильгельм Тома хмурился, теперь следовало ожидать какой-нибудь гадости. И Баст в своих предположениях не ошибся.

— Мы отбились, — сказал Тома, принимая бутылку. — Русские потеряли три десятка танков, а может быть и больше…

— Что-то не похоже на плохие новости, — возразил Баст, наблюдая за тем, как полковник пьет водку.

— Марокканцы захватили русских раненых…

— И что?

— Русские защищались, пока у них были патроны…

Все стало ясно. Такое уже случалось в прошлом: испанцы и вообще-то не церемонились со своими классовыми врагами, но марокканцы… У этих были свои представления о военной и всякой прочей этике.

— Но разве здесь не действует Женевская конвенция? — спросил Баст вслух, преодолевая позывы к рвоте.

— По-видимому, нет, — покачал головой Тома и протянул Басту бутылку. — Выпейте, Себастиан, и учтите, я вам ничего не говорил. Нашим хозяевам оглашение всех этих мерзостей не понравится, да и в Берлине вряд ли одобрят…

"В Берлине тоже… И это ведь только начало…"

Жестокая реальность войны обрушилась на Баста с новой силой, но он уже взял себя в руки, и вполне контролировал эмоции. Плакать и причитать было бы глупо, а главное бессмысленно. Если он хотел — если все они хотели — остановить это грозящее катастрофой безумие, им следовало действовать, что они, собственно, и делали последние полгода. Однако было очевидно и другое — быстро такие перемены не вершатся, и значит до катарсиса как до луны раком… и все время через кровь.

"Но на войне, как на войне, не правда ли? — Баст принял бутылку и сделал длинный глоток, заставив желудок взорваться огнем и жаром. — Ничего, пободаемся!"