Конь шел ровно и неостановимо, как танк. Реми рассчитывал пройти на нем все семьдесят километров за один световой день.

Первый привал сделали около полудня, пройдя не менее тридцати километров. Коня не расседлывали — могучая тварь словно и не замечала сбруи: едва все трое спрыгнули с его огромной спины, как зверь с достоинством удалился в кусты кормиться.

Реми пошел поискать валежника для костра, хотя это представлялось делом совершенно безнадежным: под кустами еще темнели дырчатые сугробы, вряд ли сейчас в лесу было что-нибудь сухое.

Йон выбрал место посуше и с наслаждением улегся: от непривычной езды ломило спину и ноги.

Клю села на жухлую прошлогоднюю траву неподалеку от него.

— Вы, наверное, столько видели в жизни, — говорила она как бы сама себе, не глядя на Йона. — Столько разных миров, людей, кораблей. Впрочем, я вам не очень завидую, знаете… Вы вот примерно восьмидесятый человек, которого я вижу в жизни — а мне уже четырнадцать. Но мне кажется, что моя жизнь и ваша слишком разная в чем-то главном. Я бегаю по лесам, одна, с братом или с родителями, уже лет десять. Я лесной человек, хотя большинство ночей провожу под крышей. А вы — человек космоса. Нам, по-моему, вообще не в чем друг другу завидовать.

— Это правильно, — отозвался Йон, глядя в голубое небо с белыми мазками облаков. — Только мне твой опыт теперь будет куда важнее, чем тебе или твоему брату — мой. Я ведь теперь буду жить здесь.

Кусая губы, Клю ничего не ответила: ей почему-то захотелось плакать, но это желание тут же прошло.

— А что касается — человек космоса, человек леса… — продолжал Йон, глядя в небо, — то я не человек космоса. То, что я раз триста или больше летал на космических кораблях — ничего не значит, я на них летал в виде груза. С тем же успехом можно было бы назвать меня человеком сна оттого, что я каждую ночь сплю. Впрочем, какую ерунду я болтаю! — Йон расстегнул ворот комбинезона: на солнышке становилось жарко. Секунду спустя он услышал быстрый звук «молнии» и глянул на Клю: она сняла куртку, оставшись в сером джемпере и джинсах, сидела на корточках перед рюкзаком, разбирала пакеты с едой, не глядела на Йона — и у Йона вдруг появилось желание во что бы то ни стало поймать его взгляд, он приподнялся и сказал:

— Клю.

Она мгновенно глянула на него и тут же отвела глаза. Йон неожиданно смутился и спросил:

— Эти леса не опасны?

Помедлив, Клю сказала неустойчивым голосом:

— Кому как. Вообще — не очень.

— Ты сердишься на меня за что-то? — вдруг спросил Йон.

Тут Клю посмотрела на него в упор, нахмурилась — и улыбнулась.

— Ты уже здесь, — ответила она, незаметно перейдя на «ты». — Какой смысл сердиться на это? Или радоваться? Ты здесь, мы едем к монахам, потом будем выбирать тебе место для жилья. Все в порядке. — Она резко поднялась и пошла куда-то, легонько покачивая узкими бедрами. Йон долго смотрел вслед ей, пока она не скрылась в лесу. Тогда он, глубоко вздохнув, лег на спину — и вдруг вскочил, сообразив, что не слышит ни издаваемого Конем хруста веток, ни чьих-либо шагов.

— Трус, — сказал он вслух. — Тебе сказано: лес не опасен. Сейчас кто-нибудь вернется.

В лесу затрещало. Йон быстро повернулся на звук, инстинктивно расстегивая клапан под мышкой.

В кустарнике двигалась неясная черная туша. Йон напрягся, но оружия не достал. Стволы густых рябинообразных зарослей тряслись все ближе, и наконец на поляну, качая рогатой башкой, вышел Конь под седлом и во вьюках.