Мы с Виктором общались довольно редко, хотя у нас, можно сказать, сложилось некое подобие семьи: он привозил продукты, мыл в доме полы, я, в свою очередь, готовила еду, стирала, занималась мелкой уборкой.
Но большую часть времени я проводила возле мамы.
Я знала, что она слышит и даже понимает кое-что из того, что ей говорят. Сама она пока не сказала ни слова. Но ее взгляд не был ни бессмысленным, ни пустым. Когда я входила к ней в комнату, она поднимала голову. Мама всегда смотрела на меня в упор и почти не мигая. И начинала проявлять признаки беспокойства, стоило мне выйти из поля ее зрения.
Врач, навещавший маму регулярно, предупредил:
— Не надо говорить с ней ни о чем таком, что бы напомнило ей о пережитом. Уверен: время работает на ее выздоровление. У нее слабое сердце. Любовь, забота — и никаких вздохов и слез.
Я старалась по возможности следовать этому предписанию.
Сидеть молча под ее пристальным взглядом было для меня настоящей пыткой. Поэтому однажды я взяла с полки книгу — это был мамин любимый роман «Унесенные ветром» — и стала читать вслух. Мне казалось, это занятие умиротворяло нас обеих. Мама часто засыпала под мой монотонный голос, но стоило мне замолчать, и она открывала глаза. Мы с Рыцарем спали в ее комнате. Я выходила оттуда только для того, чтоб управиться по хозяйству. Рыцарь никогда не покидал комнату, если не считать коротких отлучек по нужде.
Как-то я возилась на кухне, когда услышала, что возле дома остановилась машина. Виктор только что уехал на рынок, гостей я не ждала. Моя рука невольно потянулась к газовому пистолету, который отныне всегда был при мне. Как и телефонная трубка сотовой связи. Я знала на память три номера, по которым в непредвиденном случае можно было вызвать подмогу. Эти люди жили в том же поселке.
Я отогнула краешек занавески и выглянула в окно.
Апухтин уже был на крыльце. Я нажала на кнопку под столом прежде, чем он успел дотянуться до звонка.
— Нужно поговорить, — сказал он, усевшись в плетеное кресло в углу.
— Поешь? — спросила я, не оборачиваясь от плиты.
— Можно. Здесь так аппетитно пахнет.
Я налила ему куриной лапши и села напротив. Он набросился на еду, даже не помыв руки.
Внезапно Апухтин поднял голову от тарелки и виновато улыбнулся. Я заметила, как постарело его лицо.
— Много дел? — поинтересовалась я.
Он кивнул, хотел было что-то сказать, но вместо этого снова заработал ложкой.
— Поможешь мне продать мамину дачу?
— Зачем вдруг?
— Я не привыкла жить на чужие деньги.