А здесь все оставалось так же… Ну, а как же еще-то? Тут ведь и времени-то не прошло нисколько! Рассохшиеся скрипучие ступеньки крыльца, перила с облупившейся краской, дверь с засиженной мухами табличкой – «Колхозное общежитие № 3»… Ниже приписано красным маркером – «имени монаха Бертольда Шварца» – это все сосед, фельдшер-практикант Рашид баловался. Вот еще, ниже, его рук дело – «дешево сдаются комнаты молодым девушкам с ч. ю. и в. о.». Ага, сдаются, как же! Можно подумать, были здесь лишние комнаты – практикантам-то еле-еле нашли. Да, если б и были, вряд ли бы в них девушки поселились, да же и с «ч. ю.» – уж больно тут все выглядело убого…
Позади, за углом, вдруг послышались чьи-то голоса, и Лешка тотчас же нырнул в кусты, спрятался – не хотелось, чтобы кто-нибудь видел его тут в таком виде. К чему? Слухи разные пойдут, да и вообще, за вора еще примут. Хотя, что тут воровать-то? Ну, тем не менее…
Мимо, болтая и смеясь, прошли какие-то совсем уж мелкие – лет двенадцати – пацаны в резиновых сапогах, с удочками и ведрами. В ведрах серебрилась рыба. А неплохой улов, не зря сидели! Лешка даже позавидовал… И тут увидел еще одного парня, на вид – своего ровесника в старых джинсах, сапогах и рубахе. Высокий, худощавый, светловолосый… С таким… очень знакомым лицом, знакомым – на взгляд Лешки… Знакомый… Только вот никак не вспомнить – кто?
В руках парнишка держал канистру… белую, пластиковую… Насвистывая что-то из «Арии», поднялся на крыльцо, по-хозяйски пошарив рукой над притолочиной, вытащил ключ… Вошел…
И через некоторое время вышел… А Лешка все сидел в кустах, чувствуя, как холодеет сердце…
Парнишка – уже в кроссовках, с магнитофоном – заперев дверь, положил ключ обратно на притолочину и, прихватив канистру, деловито зашагал к сельпо.
Лешка смотрел ему вслед дикими, широко распахнутыми глазами… И не знал – что и делать.
– Господи! – облизывая враз пересохшие губы, прошептал он. – Да ведь это же, кажется, я! Это же – я! Я – то… Господи…
Глава 2
Средняя полоса России. Деревня Касимовка
Я – не я, и лошадь не моя!
Я вижу себя в юности и не узнаю,
Но не это самое главное – кто я теперь?
…как же так может быть? Как так может быть, чтоб… А может, показалось?
Лешка помотал головой. Да нет… Ну, ведь все так и было тогда… Он сходил к Федотихе, купил спирту – вот эту самую пластиковую канистрочку – зашел в общагу, переоделся в кроссовки, прихватил магнитофон… А затем был дождь, гроза и… И проткнутый стрелой Вовка, и татарский отряд, и… И, в общем, все, что потом случилось… Был… Интересно, а сейчас – все так же будет? Вон тот парень – он, Лешка, – сейчас дойдет до болота, а там гроза и… Стоп!
Юноша вытер со лба холодный пот. А что, если… Что, если сбегать да посмотреть, как там все будет? Да, да – так и нужно поступить, по крайней мере, не будет уже никаких неясностей-непоняток.
Закатав рукава рубахи, Лешка сделал глубокий вдох и уже направился было к площади, но почти сразу остановился, случайно взглянув на свои сапоги. Хорошие были сапоги, мягкие, зеленого сафьяна, отнюдь не дешевые, купленные по случаю у какого-то купца или приказчика. Удобные до ужаса, вот только жаль – слишком приметливые. В таких сапогах шастать – только внимание к себе привлекать. А оно надо?
Сплюнув, юноша решительно поднялся на крыльцо и нашарил на притолочине ключ…
Отперев большой амбарный замок, зашел в комнату… И устало привалился к косяку. Все то же. Все, как тогда… Заправленные серо-голубыми казенными одеялами койки, сияющее блеском, начисто протертое Лешкой окно, занавешенное турецким тюлем, застланный цветной клеенкой стол.
Внезапно почувствовав голод, Лешка, откинув клеенку, выдвинул ящик стола – ага! Вот она, колбаса! Еще и батон есть, правда, черствый… Сделав бутерброд, юноша принялся жадно жевать, медленно – словно в первый раз – разглядывая комнату, когда-то самолично оклеенную плакатами с изображением российских рок-групп с количественным преобладанием «Арии» и «Король и Шут», других плакатов на местной почте не было, да и эти еще поди, попробуй, достань!