– Что еще?
Перестал бы он уже ходить вокруг да около! Двадцать слов там, где хватит двух. И вообще, зачем он заговорил об этом графе де Гуверне? Он только что нам сказал, что последний свидетель присутствия короля в Версале – маркиз де Латур дю Пен.
– Иногда его называют графом де Гуверне, по титулу, который он носил до тысяча восемьсот двадцать пятого года, когда стал маркизом, – ответил Гранье, усаживаясь на стул и открывая большой ящик.
Оттуда он вынул картонную коробку, большую и плоскую. В ней лежали фотокопии десятков листков высотой примерно пятнадцать сантиметров, покрытые узким наклонным каллиграфическим почерком. Я сразу понял, что не смогу ничего прочесть: почерк был необычный, чернила выцвели, бумага в больших пятнах.
– Вот дневник герцогини. Он пострадал от времени, как вы сами видите. Страницы смяты, иные порваны, исчезли слова, а порой и целые абзацы, некоторые фразы сложно разобрать. Если б не это, я давно бы нашел тайную комнату один!
Писатель вытащил очки. Элегантные, без логотипа. Наверное, он из тех, кто борется с диктатурой брендов. Напротив бюро стоял большой портрет, красный, синий и желтый, странным образом на него похожий. Я не решился спросить у него, настоящий это Энди Уорхолл или постер, купленный через Интернет.
Он собрал страницы и положил их перед нами.
– Смотрите, Катрин. Дэн, подойдите поближе. Вот так. Последние моменты власти Его Величества Людовика Шестнадцатого…
Он наклонился и начал читать вслух, гордый, словно произнося речь перед Академией после того, как его умоляли вступить в нее.
Король был взволнован, но пытался сохранять спокойствие. Он поприветствовал толпу, вяло кричавшую «Да здравствует король!» Королева […] но ее достоинство вызывало восхищение. Дофин, казалось, был в ужасе, несмотря на […] (здесь нет двух строчек). Королева уже уселась в карету (нет еще большого куска).
Катрин, следившая глазами за текстом, выделила нужную фразу.
– Дэн, смотрите!
Поднимаясь на подножку, король повернулся к м. де Гуверне, подал ему руку и […]: «Граф, вы остаетесь здесь за хозяина. Постарайтесь спасти для меня мой бедный Версаль».
И еще одна пониже, где нет нескольких строчек…
Он прибавил тише это приказание, столь же насущное, сколь […]: «Сходите в Трианон и лично заделайте тайную комнату». Я не знала, о которой (нет двух строчек). Граф воспользовался суматохой при отъезде, чтобы отправиться в Трианон […]. Графиня уверила меня, что ему потребовалось меньше часа, чтобы заделать вход под зем […].
Чтение закончилось. Гранье убрал листок обратно в коробку. Большая гостиная погрузилась в молчание. Слова писателя не давали мне покоя. Тайная комната. Трианон. Спасти Версаль.
– И что же, месье Гранье! Какой вы делаете вывод?
Писатель посмотрел на меня, удивленный резкостью моего вопроса. Во французском литературном мире принято анализировать, дискутировать, наблюдать. Интересоваться, задавать вопросы. А не делать выводы.
– В этом вся проблема. Никто никогда не находил тайную комнату в Трианоне.
– Потому что ее не существует?