– Допивайте чай, потом поднимемся наверх.
Герцогиня де Кадаран, объяснил нам Гранье, была дамой из свиты маркизы де Латур дю Пен, муж которой, в свою очередь, был правителем замка Версаль в 1789 году. Человек, отвечавший в замке за все, в то время, когда Людовик должен был бежать!
Несомненно, у моего метода есть недостатки. В моих файлах не было ни слова о страсти Гранье к французской истории и еще меньше о его находке: личный дневник свидетеля – очевидца последних минут пребывания короля в Версале, перед началом его долгого пути на эшафот… Открытие должно было бы наделать шума.
– Итак, пятое октября тысяча семьсот восемьдесят девятого года! – объявил Гранье, приглашая нас следовать за ним в вестибюль, забитый старыми книгами, наваленными одна на другую, DVD и видеокассетами. Мы пошли за ним.
Говоря, он пытался сымитировать знаменитого историка, ведущего телепередачи, который был когда-то популярен. Гранье шел впереди, временами оборачиваясь, чтобы убедиться, что мы следуем за ним. В прямом и переносном смысле.
– С прошлого вечера Мария-Антуанетта в Трианоне! Она часто живет в этой древней деревушке, где Людовик Шестнадцатый приказал построить Большой Трианон, а Людовик Пятнадцатый – Малый Трианон. У нее была там своя ферма, овечки, молочный заводик. Король присоединялся к застолью супруги три раза в день, затем возвращался в замок и ночевал один. Вы же знаете, что супруги уже давно не спали в одной постели. Красавец Аксель де Ферсен, шведский офицер и рыцарь ума и духа, стал любовником королевы. Их любовь длилась годы, но они не спали вместе до тех пор, пока она не убедилась, что больше у нее не будет детей. Австриячка, видите ли, была не столь безответственна, как принято сейчас считать…
Наш хозяин прекрасно пародировал козлиный голос старого ведущего. Несомненный талант рассказчика. Он говорил в настоящем времени, словно пытаясь заставить заново пережить последние часы двора, сцены, которые его, очевидно, очаровывали, даже если он еще ничего об этом не написал. Он подвел нас к винтовой лестнице и начал подниматься, переступая через четыре ступеньки и не останавливаясь. Мы с Катрин едва успели заметить развешанную по стенкам коллекцию фотографий. На них был снят Гранье с красавицами телеведущими, звездами кино, писателями, манекенщицами и даже с дамой-космонавтом. Только женщины. Наверху лестницы Гранье ткнул пальцем в фото, где он стоял в обнимку с Пенелопой Крус.
– Фото сделано в мае, сразу после Каннского фестиваля.
Будь я итальянцем, он бы указал мне на Орнеллу Мути?
– Она шикарная девочка, правда? – счел он полезным добавить. – Вы ее знаете?
Я не ответил. И даже не уверен, что он ждал ответа.
Мы последовали за ним по длинному балкону в мезонин, тянувшийся над большой комнатой, где мы пили чай. В то же время он продолжал рассказ и гримасничал. Катрин буквально впитывала его слова.
– В тот день король едет на охоту в леса Медона. Он не знает, что народ идет на Версаль, требуя хлеба. Предупредить его невозможно! Паж идет в Трианон к Марии-Антуанетте с конвертом в руке: граф де Сен-При умоляет ее вернуться в замок, где она будет в большей безопасности. Королева берет манто и шляпу и уходит, не задержавшись даже для того, чтобы в последний раз оглядеть убежище, где она провела столько счастливых дней. Начинается сильный дождь. Королева идет через парк и сады, за ней слуги, а она знает там самые маленькие боскеты, мельчайшие каскады – но больше она их не увидит.
Какое представление! Лицо Гранье действительно оживилось, когда он заговорил о Марии-Антуанетте. Он начал говорить быстрее, жестами подтверждая слова. Казалось, он забыл, что должен удерживать ироничную маску. Он подвел нас к миниатюрному бюро, заваленному книгами и бумагами, около которого стояла литография Энди Уорхолла. Когда он описывал последние моменты, которые королева провела в Версале, в глазах появилось выражение такого сочувствия, что я чуть не извинился, что ничем ей не помог. Если бы сам Гранье оказался на пути кареты, везшей австриячку на эшафот, он, наверное, бросился бы под ноги лошадям. Несмотря на то что он пялился на Катрин, мне он начал казаться трогательным.
– А вы знаете, чем все кончилось? – вопросил Гранье с восторгом в голосе. – Ужасный финал? Сумерки короля и королевы в Версале? Тень гильотины?
Катрин опять сжеманничала:
– Конечно, вы знаете больше.
Писатель схватил большой отполированный камень, лежавший на стеллаже, и начал его поглаживать.
– Они были все-таки жалкими, – продолжил он. – В час дня, шестого октября, Людовик Шестнадцатый бросил последний взгляд на свой «дом», затем поставил каблук на подножку кареты. И сказал графу де Гуверне слова, вошедшие в историю: «Граф, вы остаетесь здесь за хозяина. Постарайтесь спасти для меня мой бедный Версаль». – Гранье помолчал секунду, состроил гримасу, положил камень на край бюро и выпалил: – И больше он не сказал ни слова.
Он посмотрел на нас и медленно вздохнул, пытаясь понять, какое впечатление произвел его рассказ.