– Вещичка-то ладная, жаль, что не удалась, – уважительно кивнул Милован. – А так; оно и огонь если погас уже, а камень-то все одно – теплый. Ладная, да только материалу не напасешься. А напасешься, так и не укупишь, – зашедшись в натужном кашле, закончил тот. – Но ты, ежели чего, спрашивай. Мои руки – тебе в помощь завсегда.
– Спасибо тебе, Милован. А для печи кирпич надобен. Каменьев точно не упасешься, – уже спокойней отвечал пенсионер. Бывший лихой в ответ лишь пожал плечами: мол, тебе видней, а я слово свое уже сказал.
Собраться много времени не заняло. Позавтракать, воды с припасами в дорогу с собой прихватить, берестяной свиток, по топорику, аптечку да пару валенок. Все? Вроде – да. Вот только все сидела занозой в голове мысль о том, что все-таки чего-то не хватает. Растерянно водя взглядом то по содержимому торбы, то по келье, а то и просто натыкаясь на бесконечно дохающего дружинника, Булыцкий тщетно пытался понять; что же именно его так беспокоит? Впрочем, ответа не приходило. В итоге, плюнув на все, преподаватель бросил это дело, рассчитывая на то, что память сама подскажет, если это действительно так важно.
– Идем, что ли? – окликнул его Милован.
– Идем.
Провожать товарищей вышла вся братия. Те даже, кто в молитвах смиренных проводил время, тоже выглянули из келий. Получив благословление Сергия, Милован с Булыцким развернулись и, не оборачиваясь более, мерно зашагали в сторону Москвы.
Хоть и окреп Николай Сергеевич за время, проведенное в монастыре, хоть и про хвори свои мало-помалу забывать начал, а все равно задыхаться вскоре начал. Оно слякоть месить все сложнее, чем даже и по снегу вышагивать; вон как прошлый раз с бывшим лихим сквозь чащи прорывались, хоть и с непривычки, так и то меньше устал. Так там хоть снегоступы были! И, хоть старался не показывать виду пенсионер, что выматывает его эта прогулка, а все равно спутник его это приметил да помедленней пошел.
– Милован! – окликнул его пенсионер.
– Чего тебе, Никола, – сквозь кашель отозвался тот.
– А как Дмитрий Иванович принять не велит, делать будем что?
– Примет, – проворчал тот в ответ.
– С чего вдруг? За старые, что ли, заслуги? Мол, что не соврал про Тохтамыша? Так то получается навроде лицемерия: сегодня хочу – все так будет. Завтра – по-другому все. Сегодня чужеродец нужен, – так и почет. А что завтра, особенно ежели тюфяков да пороху не дал, так и кукиш?
– Ты, Никола, на князя-то не злословь! – предостерегающе прикрикнул в ответ тот. – Княжий труд ни моему, ни твоему не ровня! Сам даже отказался принять, или не помнишь уже?
– Да, слыхивал я уже то. Да все равно не по-людски это.
– Не по-людски, говоришь?! – вдруг взорвался Милован. – А тебе, видать, чтобы по-людски все было, нужно, а? Славы да почестей?! Чтобы каждая собака знала: вот он – спаситель! Вот, смотрите: из грядущего пришел! Вот, смотрите, наперед всем расскажет все! Так, что ли, а?!!
– Да хотя бы и так! – сам не зная почему, вспылил в ответ Булыцкий.
– Ну и дадон![60] – резко, так, что трудовик аж вздрогнул, остановился Милован.
– Чего?!
– А того, что Некомат ничему не научил, а?!
– А он-то при чем здесь?!