– Нет. Вы должны вернуться и сказать ей это сами.

Диспетчер дал второй свисток. Офелия обернулась к Беренильде, стоявшей рядом с красивой белой коляской, и сразу же забыла все заготовленные для такого случая слова.

– Мадам, я… Мне будет вас…

Беренильда крепко обняла девушку, и запах ее духов окутал Офелию, как плащ.

– Я знаю, – прошептала она ей на ухо, – знаю, что вы рассказали мне не всё, и знаю, что для остального еще не пришло время. Я не всё понимаю, Офелия, но доверяю вам полностью, так же как Торн.

– Вы действительно не хотите лететь со мной на Аниму?

– Долг требует моего присутствия здесь. Наш дорогой монсеньор сильно изменился под вашим влиянием, но он так забывчив!

Я и моя дочь – мы должны оставаться рядом с ним и напоминать ему то, что вы ему открыли. И кроме того, – добавила Беренильда совсем тихо, – я должна остаться ради Торна. Я не знаю, где он сейчас, но не волнуйтесь за него: мой мальчик болезненно пунктуален. Когда придет время, он вернется к нам. А до тех пор, пожалуйста, не забывайте его!

Офелия вытерла глаза и невесело рассмеялась.

– Торн сказал мне: «Я никогда ничего не забываю». И раз уж мы об этом заговорили, о своем обещании я не забыла. Я должна дать имя моей крестнице.

Диспетчер дал третий и последний свисток. Офелии пора было подниматься в дирижабль. Не обращая внимания на все более нетерпеливые покашливания Докладчицы и на мать, зовущую ее с трапа, она склонилась над детской коляской. У ребенка была такая же белая кожа, как у Фарука.

И Офелия мысленно дала своей крестнице обещание. Она найдет Торна. Даже если для этого придется бросить вызов Настоятельницам, Богу или неведомому разрушителю мира, ее ничто не оста-

новит.

– Я нарекаю тебя Викторией.