Пробираясь сквозь толпу придворных, девушка думала о том, что послание Духу Семьи, сложившееся у нее в голове, идет вразрез со всем тем, что в эту ночь она слышала от Бога. Однако она была абсолютно уверена, что ошибки быть не может. Да, она должна сказать Фаруку именно эти слова.

Наконец она заметила его в конце коридора. Он возвышался над морем париков, как заснеженный горный пик. Фарук стоял перед камерой Торна и ждал, когда ее откроют. Здесь царила суматоха: охранники только что обнаружили на полу своего заснувшего товарища и увидели поврежденную поверхность бронированной двери. Слово «побег» уже передавалось из уст в уста, но полковник заявил:

– Камера закрыта, монсеньор! Видна попытка взлома, но дверь по-прежнему заперта с внешней стороны. Чтобы ее открыть, требуется три ключа, и один из них я держу при себе.

Протиснувшись в первые ряды, Офелия увидела полковника, который гордо демонстрировал цепочку с ключом, поблескивающую у него на шее. Она могла бы объяснить ему, что есть множество способов входить и выходить из камеры без ключей, но это не отвечало ее интересам.

– Откройте дверь, – вяло приказал Фарук.

– Подождите!

Работая одним локтем, Офелия выбралась из толпы и встала между Фаруком и бронированной дверью, не обращая внимания на осуждающий ропот вокруг. Она подняла голову, чуть не вывихнув себе шею, и встала на цыпочки, надеясь встретиться глазами с Фаруком там, на высоте его огромного роста. Но надежда оказалась напрасной. Он смотрел прямо перед собой и обращал на нее внимание не больше, чем на коврик под ногами.

– Извольте освободить проход, мадам, – вмешался полковник.

Приказ прозвучал вежливо, но властно. На мгновение его брови удивленно поднялись – очевидно, он спрашивал себя, каким же образом Офелия вышла из камеры, – но, рассудив, что сегодня охрана и без того опозорилась, не стал заострять на этом внимание.

– Вчера я не выполнила свое обязательство по договору, – сказала Офелия, обращаясь исключительно к Фаруку. – Вы хотели вспомнить одно обстоятельство из вашей Книги, а я не смогла вам помочь. Но теперь я знаю то, о чем вы забыли.

Фарук по-прежнему не удостаивал ее взглядом. Он продолжал созерцать огромную круглую дверь, снабженную зубчатыми механизмами и замками.

– Я должен делать то, что написано, – произнес он все так же медленно и монотонно.

Очки Офелии потемнели. Она уже поняла, каким образом Тысячеликий смог парализовать волю Фарука. С помощью Книги. Офелия не понимала одного – почему он так поступил. Ведь это противоречило той правде, которую он некогда пытался открыть

Фаруку.

Набрав побольше воздуха в грудь, Офелия с трудом выговорила:

– Вы не кукла. Вы не обязаны исполнять чужую мечту.

– Я должен делать то, что написано, – бесстрастно повторил Фарук. – Откройте дверь.

Трое сержантов, на которых была возложена обязанность открывать и запирать камеру, двинулись было к Офелии, но она выпрямилась, и слова вырвались из ее уст, словно всегда таились где-то в глубине ее существа в ожидании своего часа:

– Книга – это только начало твоей истории, Один. И только ты можешь дописать ее до конца!

Вокруг раздались удивленные возгласы. Слова Офелии произвели фантастический эффект. Фарук отшатнулся и прижал руку к груди, к тому самому месту, где он хранил Книгу; казалось, у него разбилось сердце. Он упал на колени, разметав свои белоснежные волосы и меха на мраморном полу. Его безразличие растаяло, как дым, глаза широко раскрылись от волнения, и он устремил на Офелию потрясенный взгляд, словно наконец-то увидел ее.