– Придержи-ка коней, Франклин, – бросил ему мистер Гастон, ведя нас к двери. – Не время еще.
– Я не успокоюсь, пока она не извинится!
Это был его последний выкрик, а потом мы вошли в здание участка, и у меня возникло почти непреодолимое желание упасть на колени и расцеловать тюремный пол.
Я представляла себе тюрьмы только по вестернам в кинотеатрах, и эта была совершенно на них не похожа. Прежде всего, стены в ней были выкрашены в розовый цвет, а на окне висели занавески в цветочек. Оказалось, мы вошли через квартиру, отведенную для тюремного надзирателя. Его жена выглянула на шум из кухни, не переставая смазывать маслом форму для кексов.
– Вот, привел тебе еще пару ртов на прокорм, – сказал ей мистер Гастон, и она вернулась к своим делам. Сочувственной улыбки нам не досталось.
Он провел нас в переднюю часть участка, где друг против друга в два ряда выстроились камеры, все как одна пустые. Мистер Гастон снял с Розалин наручники и протянул ей полотенце, которое захватил из ванной комнаты. Она прижимала его к голове, пока он, сидя за столом, заполнял бумаги, а потом долго искал ключи от ящика для документов.
В тюрьме пахло застарелым перегаром. Он завел нас в первую камеру в первом ряду, где кто-то нацарапал на скамье, прикрученной к одной из стен, слова «Дерьмовый трон». У всего происходящего был отчетливый привкус нереальности. Мы в тюрьме, думала я. Мы в тюрьме.
Когда Розалин убрала от головы полотенце, я увидела рану длиной в дюйм[11], уже начавшую опухать, высоко над бровью.
– Очень болит? – спросила я.
– Побаливает, – ответила она.
Розалин два или три раза обошла камеру по кругу, потом опустилась на скамью.
– Ти-Рэй нас отсюда вытащит, – неуверенно сказала я.
– Угу.
Она больше ни слова не проронила до тех пор, пока примерно через полчаса мистер Гастон не отворил дверь камеры.
– Выходи, – сказал он.
Лицо Розалин на миг озарилось надеждой. Она даже начала вставать. Он отрицательно покачал головой:
–
У двери я вцепилась в решетку камеры, точно она была рукой Розалин.
– Я вернусь, обязательно! Договорились?.. Договорились, Розалин?
– Иди уже, я справлюсь.