«Фиат» Шмидта притормозил возле небольшой гостиницы столь же небольшого городка Вейль. Сгустились сумерки, дорогу можно было разглядеть с трудом, так что возник вопрос, не заночевать ли здесь. Итальянец опередил их на полтора часа, но до итальянской границы все еще было далеко, более двухсот километров.
Покуда они раздумывали, вокруг их автомобиля собралась кучка дорожных строителей. Они нагло разглядывали доктора и его шофера, причем их внимание помаленьку становилось все более и более назойливым. Разглядывая путешественников, они перебрасывались фразами на своем наречии. По мере того как круг смыкался, их реплики становились все громче и раздраженнее.
— Послушайте-ка, Шмидт, — сказал доктор. — Что-то мне все это не по нутру. Похоже, они говорят на одном из итальянских наречий. Весьма вероятно, что наш приятель...
Не успел доктор договорить фразы, как в автомобиль полетел первый камень, вдребезги разнеся фонарь. Словно по сигналу, в воздухе замелькала дюжина кулаков и полетели камни.
— Скорей, Шмидт, скорей! — вскричал доктор.
Шофер завел мотор, взревела сирена. Но никто из обступивших машину не думал податься назад. К счастью, дорога вела под гору, Шмидт дал полный ход, и машина понеслась вперед, от чего толпа поддалась и расступилась. Но все же некоторые дорожники успели вскочить на подножки. Кто-то ухватился за Шмидта, доктор тоже почувствовал сильный удар по спине и, обороняясь, впервые пожалел, что у него такие короткие руки. Но вот наконец машина вынырнула из преграждавшей ей путь толпы и полным ходом полетела вниз с горы. Круто завернув на повороте, Шмидт стряхнул с подножек повисших на машине людей. Последние, потеряв равновесие, скатились вниз по склону, распугав игравших на траве детей. Еще несколько мгновений, и машина была за городом. Путь лежал теперь на Шамбери.
— Дело чуть-чуть не кончилось скверно, — сказал доктор. — Ах, этот итальянский жулик! Наверняка это он подговорил своих земляков задержать нас... Но вы, Шмидт, не подкачали! Ваш текущий счет возрос.
— Очень может быть, что возрос... Да и здесь кое-чьи счета поубавятся, — мрачно проговорил Шмидт. — Мне кажется, левая рука того чернявого нуждается в серьезной починке. Разумеется, они еще и в полицию пожалуются, будто мы заварили эту кашу. А полиция, конечно, поверит не нам, а им, мы-то ведь укатили. — Потом добавил: — Да уж, нечего сомневаться, за нами теперь вышлют погоню.
Доктор снова покраснел, но и теперь, на егй счастье, спустившаяся тьма помогла ему скрыть свое смущение и щеки цвета спелой клубники. Разбитый фонарь тускло освещал путь, и машина медленно ползла вверх по дороге. И здесь им пришлось познакомиться со следующим сюрпризом итальянца.
Примерно на уровне головы путешественников была натянута проволока — доктор ее заметил в последнее мгновение. План итальянца, несомненно, увенчался бы успехом, если бы не свойство глаз доктора, днем видевших весьма посредственно, но зато ночью обретающих зоркость кошки.
Доктор успел заметить проволоку в последнюю минуту. Крикнув Шмидту, чтобы тот нагнулся, доктор ухватился за тормоз. Машина остановилась, и протянутая через дорогу проволока задрожала прямо перед Шмидтом, над радиатором.
Эту ночь они провели в Шамбери, рассчитывая встретить делла Кроче в одной из гостиниц. Но надежда эта не оправдалась, итальянец, очевидно, предпочел расположиться на ночлег где-нибудь поближе к Италии.
Пока они спали, машина была приведена в порядок, и часов в пять утра они снова пустились в путь. Первые лучи восходящего солнца, словно жертвенный огонь, зарделись на вершинах гор, и туман, окутывавший долину, уже почти рассеялся. Разыгравшаяся между людьми борьба казалась сном, канувшим в прошлое и забытым. Но обстоятельства вскоре напомнили доктору, что это не сон.
Примерно в семь утра машина доктора въехала в небольшой городок Сен-Жан-де-Морьенн, и здесь делла Кроче в третий раз напомнил о себе.
Едва успели они подъехать к заставе и задать свой обычный вопрос, как чиновник кликнул жандармов и те приблизились к серому «фиату». Один из них подошел к доктору, положил руку на его плечо и вполне официально спросил:
Вы доктор Ц. из Амстердама. Вы признаете это?
И прежде чем доктор успел вымолвить хоть слово, он строго сказал:
— Не вздумайте запираться, это бесполезно. У нас есть точное описание вашей внешности. Вы обвиняетесь в присвоении государственного достояния.
И, повернувшись к Шмидту, он добавил:
— А вы обвиняетесь в соучастии.