— В день похорон Джеймса Лиллиан спросила, не видела ли я ферму, которую он ей завещал.

— И что? — удивился Филипп. — Что это значит? Эта ферма — сарай. Она кошмарна. Да, места там живописные, но дом надо снести, вдобавок без бульдозера участок под новый дом не разровнять.

Кэрол невнятно хмыкнула, не отрываясь от журнала.

— Человек, который способен заработать столько денег, сколько было у Джеймса, пальцем не шевельнет, если у него нет плана. Как думаешь, какими были его планы насчет этой фермы?

— Застраховать ее на несколько миллионов, а потом инсценировать поджог?

Кэрол пропустила вопрос мимо ушей.

— Разве там ее оставят в покое? Да репортеры сразу же поселятся в палатках прямо у нес перед крыльцом! Она… — Кэрол умолкла и уставилась на мужа так пристально, словно уверенная, что он уже уловил суть ее идеи.

Но Филипп слишком устал, чтобы играть в загадки.

— Что «она»? — спросил он.

Тут-то Кэрол и выложила все, что придумала: Лиллиан надо изменить и внешность, и имя.

И вот теперь, выйдя из машины и наблюдая, как Лиллиан — нет, Бейли, мысленно поправился он — осматривает уродливую развалюху, Филипп был вынужден признать, что его подопечная выглядит совсем другим человеком. Ему вспомнилось, как однажды Джеймс хлопнул ежедневником по столу и заявил: «Не могу сосредоточиться. Лил опять сидит на какой-то идиотской диете». И он завопил, призывая секретаря, — никаких селекторов Джеймс Мэнвилл не признавал. Секретарю было велено отправить Лиллиан по фунту шоколада всех сортов, какие только найдутся в ближайшем магазине «Годива». «Вот так будет лучше, — с удовлетворенной улыбкой заключил он. — А теперь — за работу».

Но как только вредить Лиллиан стало некому, она легко сбросила вес всего за несколько недель. Когда Филипп объяснил жене, каким способом Джеймс обычно убеждал Лиллиан бросить очередную диету, она откликнулась:

— Так вот в чем секрет похудения! — Она пощупала бедро. — Попробую вспомнить в следующий раз, когда ты куда-нибудь полетишь, а я буду на нервах.

После того как Бейли похудела и избавилась от грандиозного носа, Филиппу пришлось признать, что от нее невозможно отвести взгляд. Одутловатость сменилась изяществом линий, нос уже не отвлекал внимание от прекрасных глаз и маленького пухлого рта. Однажды за завтраком Кэрол наклонилась к нему, украдкой показала металлическую лопатку и прошептала: «Угадай, что я сделаю с этой штукой, если будешь пялиться и дальше?»

Нет, Бейли определенно была хороша.

— Как думаете, меня кто-нибудь узнает? — спросила Лиллиан первым делом, едва с нее сняли повязки.

— Ни за что! — в один голос заверили ее врач, Кэрол и Филипп, с трудом удержавшись от комплиментов: любой из них был бы напоминанием, что раньше внешность Лиллиан оставляла желать много лучшего.

Филипп жестом велел шоферу второй машины выгрузить чемоданы из багажника и занести их в дом. Эти две машины встретили их в аэропорту: внедорожник Филипп купил для Лиллиан, а черный седан из местного проката должен был доставить его самого обратно в аэропорт.

Весь путь в самолете до аэропорта Даллеса [1] Лиллиан просидела с закрытыми глазами, откинувшись на спинку кресла. Филипп пытался разговорить ее, но она только кивала. Он понял: она оскорблена тем, что он согласился работать на Атланту и Рея, и хотел объясниться, но вовремя спохватился: чем меньше знает Лиллиан, тем лучше. Если она отказалась бороться сама, он выдержит эту битву ради нее. Филипп знал, что сделать это можно лишь одним способом: подрывной деятельностью изнутри.

За три часа езды от аэропорта до горного городишки Кэлберн, возле которого находилась ферма, Лиллиан немного оттаяла и постаралась выведать у Филиппа все, что он знал о городе и доме.