— Мне нет никакого дела до тех леди. Зато есть до того, что моя дочь тут же забыла о приличиях, оказавшись вне дома. Платье — это для торжественных случаев. Вот вечером на пиру и наденете.

— Но миледи…

— Я все сказала.

— Оно все равно мерзкое.

Отшвырнув полотенце, она достала из сундука темную шерстяную котту.

Я удовлетворенно кивнула.

— Ты можешь не верить мне, Алекто, но так действительно лучше. Порой в моменте мы принимаем неверные решения, и лишь со временем становится ясно, какое из них было на пользу.

— Я буду, как уродка, на фоне других леди.

— Нет, ты…

Но она уже выбежала в соседнюю комнату, откуда вскоре донеслись сдавленные рыдания. Я прикрыла глаза и вздохнула.

Потом выбралась из постели и принялась одеваться, раз служанка отчего-то припозднилась. Едва я успела поправить последний шнурок, как в дверь постучали.

— Простите, миледи, — поклонилась мне незнакомая фрейлина. — Его величество ждет вас в тронном зале.

Я стиснула пальцы. За плечом фрейлины маячило удивленное лицо Алекто, которая уже забыла о своем плаче.

— Сейчас буду, — коротко кивнула я, и дама, снова поклонившись, исчезла.

— Сэр Вебрандт проводит вас на мессу и передаст Эли и Каутину. Встретимся за завтраком, — произнесла я, и на этот раз Алекто не спорила.

Пока я шла на встречу с королем в сопровождении той же дамы, представившейся леди Рутвель, в голове пронеслось множество мыслей. Значит Омод все же сумел преодолеть приступ и вернуться. И судя по тому, что он пригласил меня на встречу, с ним все более-менее в порядке. Однако этот Орхо… он явно силен. И если он и дальше будет подавлять короля, то все окажется не так просто.

Мы приблизилась к дверям. Дама осталась снаружи, кивнув стражнику, а я собралась с духом и вошла в зал, где король в нервном нетерпении расхаживал перед троном.

— Сир, — присела в поклоне я.

Выпрямившись, посмотрела ему в лицо… и остолбенела. Вчера вечером он был исцарапан, растрепан, с искаженным лицом. Да я толком и не разглядела его в скудном свете. Сегодня же король оказался чисто умыт и причесан, только на лбу и щеках остались подсохшие ранки.

Всегда считала выражение "вылитый отец" полной чушью. Праматерь не повторяется. Но сейчас передо мной стоял вылитый Людо, каким он был в шестнадцать лет, за год до гибели. Только глаза чужие: светло-карие, глаза Бланки. Как ножом по сердцу.