Про карты и путешествия это он намеренно сказал, с определённым намёком. Ведь если сам Михаил предпочитал по жизни малоподвижный образ жизни, то моя судьба сложилась иначе. Неутолимая жажда к разъездам и путешествиям обуревала меня с малых лет. А может быть…, преследовала? Не знаю, как точно сформулировать это понятие, но моя жизнь продвигалась таким образом, что постоянные разъезды по городам и весям были неотъемлемой частью моего существования с раннего возраста. Позже в студенческие годы я увлёкся байдарочным спортом и не упускал возможности посетить с компанией таких же бродяг очередную речку с камнями и корягами. Короче говоря, волей неволей я усвоил науку ориентирования в незнакомых местностях буквально на подсознательном уровне. И теперь весь предыдущий опыт мне следовало бросить на разгадку столь привлекательного кладоискательского проекта.
Поскольку у меня не было сомнений в том, что Яковлевым была где-то допущена чисто географическая ошибка, то первым делом я взялся за имеющиеся в «Деле» карты. Поскольку в бумагах из портфеля присутствовал и исходный план, (тот, что поступил из Франции, через графа Панина) и оба подозрительных региона, добросовестно зарисованные нашими высокопоставленными кладоискателями, то я мог легко сравнить их между собой. Следовало на основании собственных суждений выяснить, в чём состояло их сходство и различие. И, разумеется, на первом месте (по вероятности местоположения клада) у меня стояла местность из Могилёвской губернии, которая на самом деле была куда как ближе к Орше, а вовсе не к Могилёву.
Да, если чисто визуально сравнивать план-карту из Франции и тот план местности, что составил полковник Яковлев в деревеньке Александрия, то в глаза сразу бросалось их несомненная близость. Довольно ровный участок Днепра. Действие происходит на его правом берегу, и маленькая речушка Копысищенка втекает в Днепр, строго перпендикулярно основному руслу. Далее, ближе к небольшой рощице, речка распадается на два рукава (которые в зимних условиях действительно могли быть приняты за петли единого русла). И сама деревня Копысица расположена примерно в том же месте, что и безымянная деревенька на исходном плане. Справа от дороги обозначена корчма, как раз перед первым (со стороны Орши) мостом. И на французском плане мы видим чётко нарисованное здание, характерной «П» – образной формы. А перед вторым мостом и там и там ясно видно нечто такое, что легко было отождествить с одиноко стоящим курганом или разрытой ямой. А в центре рощи, там, где изначально вроде бы прослеживалась поляна, на карте полковника Яковлева изображено небольшое озеро или искусственный пруд. На исходном же плане его не было, и в приложении он тоже не упоминался. Но зимой (если это действительно было зимой), под пеленой снега данное озерко легко могло быть принято за лесную поляну. Тут противоречий практически не было.
Некоторые различия, правда, наблюдались в местоположении самой деревеньки Копысица, которую полковник предлагал отождествить с безымянной деревней на исходном плане. Но если не очень придираться, к тому что в действительности она расположена значительно дальше от рощи с корчмой и притом на другом берегу речушки, то общее её положение не вызывало у меня сильного внутреннего протеста. По собственному опыту знаю, как трудно определять точное расстояние до какого-нибудь объекта на равнинных просторах, и особенно в зимнее время. Расстояние от большой реки до почтовой дороги тоже вполне укладывалось в погрешность сделанной «на глазок» географической съёмки, во время несколько позже проведённой яковлевской экспедиции.
То есть на первый взгляд описанная полковником местность была почти идеально схожа с местностью на исходным варианте французского плана. Оставалось лишь соотнести его с современной географической картой и сделать пусть и предварительные, но вполне определённые выводы. Мигом встал новый вопрос: – Где искать современные карты? Отправившись в ближайший книжный магазин, я к сожалению не нашёл там карты Белоруссии, но к счастью выяснил адрес специализированного картографического магазина. Снедаемый нетерпением я незамедлительно бросился к ближайшей станции метро и через полчаса входил в неприметную дверь на пересечении Ленинского проспекта и Тульской улицы.
Окинув взглядом широкий прилавок, заваленный картографическими буклетами, атласами и рулонами невиданного в советское время качества и масштаба изображения, я попросил продавщицу подобрать всё, что есть по Белоруссии.
– У нас продукция только по России, – огорошила она меня ответом. Мы всё же продукцией военной фабрики торгуем, поэтому здесь все карты касаются только нашей территории.
– И где же расположена эта фабрика? – рассеянно поинтересовался я, мысленно готовясь выйти вон.
– Прямо за стеной! – привычным жестом, взмахнула рукой продавщица, указав большим пальцем на стеллаж за спиной. Но если хотите обратиться в отдел сбыта, то вам придётся обойти весь квартал вокруг.
– Спасибо за информацию, – обескуражено поблагодарил я, – при случае обязательно схожу!
Я уже поворачивал к выходу, когда мне на глаза попался небольшой буклетик, на котором хорошо виднелась надпись: «Смоленская область». Мигом вспомнились партизанские мемуары, в которых описывался рейд какого-то отряда из-под Смоленска к Орше. Руки сами потянулись к карте-раскладушке и через секунду мои глаза придирчиво рассматривали местность, изображённую к западу от Смоленска. На моё счастье составители карты прихватили и изрядный кусок Белоруссии, включая города Витебск и Оршу. И, следовательно, для первых поисковых шагов вполне годилась даже такая довольно-таки крупномасштабная карта.
Естественно, что по возвращению домой я принялся изучать её с особенным пристрастием. Очень скоро выяснилась одна довольно неприятная подробность, вызвавшая у меня некоторое… как бы это точнее сказать… недоумение. Раньше этого несоответствия я не заметил лишь потому, что на эскизе окрестностей Александрии, выполненных Яковлевым, не было указано направление на север. А тут вдруг выяснилось, что в данном месте Днепр течёт практически с севера на юг, а вовсе не с востока на запад, как следовало из французской карты. В остальном же (т. е. чисто визуально и за исключением некоторых мелочей) обе местности совпадали практически идеально. Поскольку никакого практического опыта в розыске кладов у меня не было совершенно, я по простоте душевной решил, что мелочи они мелочи и есть, и особо париться по поводу их наличия просто не стоит.
– Ну не совсем же лопухом был этот Яковлев, – размышлял я, складывая карту по старым изгибам, – он-то наверняка должен был всё учесть и предусмотреть. Всё же ответственный и образованный человек, полковник генерального штаба, как-никак! Лицо облечённое высочайшим доверием самого государя императора, наконец! Полгода колесил по России, разыскивая подходящее место, наиболее соответствующее исходным намёткам. За это время он точно смог проехать по всем основным дорогам, благо в те времена их было не так уж и много.
Итак, потратив на теоретическую работу менее суток, я самонадеянно решил, что все загадки решены и первой поисковой экспедиции просто не повезло, ибо они копались просто не в том месте. И мне теперь следовало лишь подобрать подходящий поисковый прибор, чтобы с его помощью отыскать спрятанное в 12-м году золото там, где спасовали примитивные щупы и сапёры с порохом. Святая простота! В тот момент я даже не подозревал, что ломать голову над загадкой клада гренадера мне придётся почти целый год. Впрочем, расскажу обо всём по порядку.
Какое-то время всё было прекрасно. Наталья продолжала неспешно переводить оставшиеся страницы «Дела», но меня теперь не интересовала даже та его часть, которая была написана на русском. К чему перегружать мозги излишней информацией? Всё и так было предельно ясно. Вся фабула дела уже прекрасно разложилась у меня в голове по полочкам и выглядела следующим образом. Во время отступления из Москвы несколько человек, сопровождавшие фургон с восьмью бочонками золотых монет, по непонятной пока причине решили предать их земле. Один бочонок они по-братски разделили между собой, при этом каждому участнику событий досталось не менее трёх килограммов двадцатифранковых наполеондоров.
После завершения войны некий авантюрист Семашко подбил одного из участников тех событий вернуться в Россию и отыскать оставшиеся деньги. Первая поисковая экспедиция у него не заладилась, поскольку уже засветившемуся перед органами внутренних дел России Семашко не дали въездную визу. Но гренадер всё же побывал на месте захоронения клада и убедился в том, что он не тронут. Вторую попытку добраться до золота неугомонный Семашко предпринял в 1839-м году. Действовал он теперь через князя Сапегу, который, как и он сам, тоже имел финансовые затруднения и легко согласился участвовать в сомнительной авантюре. Князь вышел с предложением на посланника России графа Панина, который в свою очередь подбил на это дело Александра Христофоровича Бенкендорфа. Ну, естественно. Начальник жандармского корпуса имел огромные полномочия и необъятные возможности. Клад же был весьма значителен по любым меркам, и по всем прикидкам вполне мог быть найден относительно небольшими силами.
К ноябрьским праздникам перевод всех текстов был завершён, и я получил дополнительную возможность изучить всю систему доказательств нашей с Яковлевым гипотезы. Ведь к рукописному плану, тому самому исходному французскому «брульону», прилагалось и его словесное описание, в котором давались краткие разъяснение по поводу условных обозначений, щедро разбросанных автором по некоей местности.
Первая строчка под литерой «А», поначалу не дала мне сколько-нибудь значимой пищи для размышления. Скорее наоборот, надолго сбила с толку. «Днепр имеет немного менее пяти футов воды глубиной летом» – гласила первое предложение.
– Причём тут глубина реки? – лишь недоумённо покрутил я тогда головой. Они что там, купались что ли? Это зимой то? В жуткую стужу, когда на улице было до двадцати ниже нуля! К тому же совершенно непонятно почему здесь пишется именно про лето? Нелепица какая-то и явная глупость!
Зато вторая фраза, обозначенная литерами «В. С.» искренне меня порадовала. «Большая дорога от Москвы до Борисова, какой она была в 1812 году». Моему ликованию от данной фразы, просто не было предела. Написать о какой-то дороге «Москва – Борисов» можно было только в одном единственном случае. Только тот человек, который стремится попасть из Москвы именно в Борисов, а не куда-либо ещё, мог написать такие слова про крохотный белорусский городок, коим и являлся Борисов в 1812 году.