Гренадер прибыл в местечко, которое должен узнать визуально и сделать остановку, поскольку по соглашению с Семашко, тот должен был присоединиться к нему ночью для извлечения клада.

Семашко же должен был покинуть Париж со слугой (с челядью) чтобы сбить толку возможных шпионов и проследовать в Лиду, а затем и в Ригу, и иметь с собой щупы и различные рабочие инструменты которые пригодятся им обоим. Обе партии кладоискателей начали движение в условленное время, и одна из них прибыла в Витебскую губернию.

Сам Семашко очень опасался последствий одного указания сделанного незадолго до этого бароном Ашем, губернатором Смоленска, который мог его задержать. Он спешно достиг границы Пруссии. Там он предъявил паспорт, в котором должны быть проставлены визы для продолжения проезда и осуществления задуманного предприятия.

Другая партия (кладоискателей, которая уже действовала в России) прибыла без всяких препон в местечко, отмеченное гренадером во время рекогносцировки. Но поскольку Семашко не прибыл по истечению 36 или 48 часов ожидания, гренадер изъяв ил желание продолжать вояж и вернуться в Черебути.

Таким образом, когда закончилась эта экспедиция, гренадер (видимо, было написано слово «торопливо») покинул Россию, но прибыл в Германию (неразборчиво) Семашко, который уже находился в Париже, для того чтобы укорить за сопровождение и сказать ему что он сделал для них обоих, имея совершенно узнанное местечко и был в состоянии все исполнить, имея снабжение и достав все оставленное в 1812, но при отсутствии его там, он, имея оказанное ему доверие, и выполнил все условия, он, имея доверия в их общих интересах, не был обязан посвящать в тайну человека, (неразборчиво) и так он сказал слишком много для раскрытия секрета и определения местоположение клада.

Семашко (после неудачной попытки отыскать клад) оказался в сложном положении и находился под двойным надзором, как со стороны посольства России, так и правительства Франции, которые знали об отношениях с гренадером. Однако могу утверждать с уверенностью, что Семашко был уверен, что клад существует, и точность его сведений добытых ранее не подлежит сомнению. Докучливость (Семашко) с которой он навязывал мне свое ходатайство (о продолжении поисков), которое он сделал мне наедине достаточно доказательно. Для окончательного исполнения данного мероприятия предлагаю следующее:

1. Карту № 1 более не показывать посторонним лицам.

2. Необходимо срочно отыскать Ливски, с целью узнать от него то местечко, в котором он был в сопровождении гренадера. Этих данных будет недостаточно для двух офицеров осведомленных для их понимания и точности выполнения задания при сопровождении Ливски в то местечко, где он был во время его путешествия с гренадером, и для скрупулезного сбора информации о положении всех примет (из плана № 1), где были выявлены, и в особенности точку, где они ожидали (Семашко) в один из дней от 36 до 48 часов, и где приблизительно гренадер рыскал из стороны в сторону. И вот всё это должно срочно узнать от Ливски. Так же важно, чтобы никто не знал в точности цели нашего предприятия, выявить, что Семашко не получил от гренадера, но история с Ливски является важной для облегчения поиска местечка специально отмеченного на карте № 1. Карта № 2 будет выдана офицерам, действующим совместно с Ливски, с целью привлечения их внимания ко всем приметам, кроме того, им необходимо подтвердить все, что отмечено на карте.

3. В том случае, если Ливски не удастся отыскать либо он уже не существует, это вызовет большие сложности, но я полагаю, что с поддержкой правительства по этой диспозиции ничего не помешает успешно завершить поиски. В этом случае только работа офицеров продолжится несколько дольше, но я полагаю, что расположение местных примет в таком порядке слишком определенно, чтобы если оно существует в природе, можно снова местечко обнаружить. Все зависит от усердия офицеров и пунктуальности исполнения ими поручения.

4. Этих трудностей не произойдет, если перед началом поисковой инспекцией кого-нибудь послать (по почтовой трассе), чтобы сделать необходимые поиски и, будет лучше, если этому надёжному порученцу доверить карту № 1».

Только теперь, когда стало примерно ясно общее количество спрятанного неким гренадером золота, сразу же возникло непреодолимое желание уточнить, сколько же это будет в привычных для всех россиян американских долларах. Но никто из нас даже приблизительно не мог сказать, сколько весил упомянутый в письме наполеондор. Пришлось идти на поклон к соседу, который имел компьютер с выходом в Интернет и поискать сведения о французских золотых монетах в Сети. И то, что мне удалось узнать, тут же вдохновило нас необычайно.

– Один наполеондор, – заявил я при следующей встрече прямо с порога, – весил 9,45 грамма! Так что нам будет довольно легко высчитать, за какой добычей охотился наш полковник.

– Прекрасненько, – неподдельно обрадовался Воркунов, оборачиваясь в сторону высунувшейся из дверей кухни Натальи, – где у нас калькулятор?

Схватив немедленно вручённую ему вычислительную машинку, он плюхнулся на диван и вопросительно взглянул на меня.

– Семь бочонков, по пятьдесят тысяч франков, – начал диктовать я.

– Всего получается триста пятьдесят тысяч, – отозвался Михаил.

– Одна золотая монета имела достоинство в двадцать франков, – продолжил я его. Значит, делим всё на двадцать.

– Итог таков, – резюмировал мой друг. В оставшихся нетронутыми семи бочонках содержалось семнадцать тысяч пятьсот монет. Чистого же золота у нас получается не много ни мало, а сто шестьдесят пять килограммов! Очень неплохой куш, – небрежно отбросил он калькулятор в сторону, – не зря господин Бенкендорф столь активно поддерживал этот проект!

– И, тем не менее, они тогда ничего не нашли! – поддакнул я.

– Да, точно, – азартно подхватил он, – так что у нас есть определённый шанс. Вот только и тебе, дружочек придётся сильно мозгами пошевелить. Ты у нас путешественник опытный, можно сказать, тебе и карты в руки.