– Но он узнал и сразу об этом сказал. Что и требовалось доказать.
Права Ника – Адам тот еще хвастун.
И наверняка ведь предупредил Генриетту о наших планах, да и мне почти прямым текстом сказал: не тратьте силы, все равно ничего не выйдет, я на шаг впереди. Как всегда, любовь моя Таната, как всегда.
В городе мы недолго поболтались по улицам, время от времени приветствуя недавних знакомых. Тут так принято – увидел знакомое лицо, так улыбнись и поздоровайся. Мне приходилось улыбаться и сиять за двоих, Ника на местные обычаи в лучшем случае поплевывала, а иногда и вовсе бродила со свирепой физиономией, и в ответ на каждое «Добрый день, как поживаете сегодня?» выдавала что-нибудь нецензурное. В ее жизни и так слишком много лицемерия под чужими лицами, вот со своим лицом Ника и отрывалась, была собой по максимуму.
Наконец, мы выбрали хорошо знакомую кофейню с видом на виноградники и сели на улице. Поначалу мы много времени проводили тут, вглядываясь в ровные кустистые ряды – а ну как мать Адама, большая любительница вина, покажется? Время самое подходящее.
Далеко-далеко виднелся летний дом, конечно, и его мы успели посетить. Только дом тот пустовал. А по самому винограднику постоянно сновали люди, но никто ничего о хозяевах рассказать не смог. Мол, появятся скоро, каждый год ведь появляются, для них это вообще нормально – пропадать и возвращаться. Вернутся, вернутся вот-вот! И «вот-вот» длилось уже очень долго, а в кофейню мы с Никой заглядывали скорее по привычке.
– А знаешь, – сказала Ника, глядя куда-то за горизонт, – я буду скучать по этим видам. И по Херсту. Здесь столько цвета, запахов и одновременно так спокойно. Люди простые… разве что улыбаются слишком много, выглядит жутко. Даже не верится, что твой Адам вырос здесь.
Адам не мой. Но сколько Нику не поправляй, как говорится.
– Во дворце тоже немало цвета и запахов.
– Зато люди… редкостные змеи. С другой стороны, твой Адам тоже не пушистый котенок, думается мне, он самый ядовитый среди всех наших неоднозначных знакомых. Иногда мне кажется, он с удовольствием вцепится в меня своими ядовитыми клыками при первой возможности. Как только ты отвернешься.
– Он считает, ты обманула меня ночью, – пояснила я неохотно. – По его мнению, король должен был лежать на месте, а раз ты его не увидела, стало быть, во дворец ходила с другой целью.
Ника едва не задохнулась от обиды и возмущения:
– С другой целью? И с какой, интересно?
– Например, встречалась с Алексом.
– Точно, так и было. Я с ним встретилась, а потом выдумала эту историю с исчезнувшим телом короля, чтобы добавить интриги. Кто ж мог подумать, что твой Адам такой прозорливый и все поймет!
– С интригой у тебя получилось, – пряча улыбку, признала я.
Ника в ответ закатила глаза и отвлеклась на принесенный завтрак, до конца трапезы ее комментарии касались исключительно еды. Как вкусно кормят вообще везде, кроме как в гостях у (моего, само собой) Адама. И когда она произносила «Адам», непроизвольно начинала орудовать ножом так яростно, что казалось, еще немного, и она распилит не только всю свою еду, но и несчастную тарелку.
– А теперь серьезно, Таната, – отодвинув посуду, Ника склонилась через стол ко мне: – Я понятия не имею, что ждет нас дальше. Я и ваше родство с Алексом до сих пор не переварила, а тут смерть самого Фарама Пламенного… в это я тоже не могу пока поверить, это же как несерьезная выдумка звучит. Но, похоже, вечером мы все увидим своими глазами и поверить придется. И мы окажемся во дворце, по соседству с советником, тем же Алексом, Воином… Расом, Олли. И рядом с Адамом. Нужен хоть один человек, которому можно безоговорочно доверять.
– Думаю, это Рас, – после небольшой паузы сказала я. – Он во дворце не по своей воле, советник использует его дар. К тому же, Рас до сих пор тобой по-настоящему дорожит. А еще…
– Ты серьезно? Я имела ввиду вовсе не Арастана! При всем моем к нему уважении, он трус. Он никогда не мог принять серьезного решения, а потом и вовсе сбежал от нас, боясь за свои хрупкие нервы. Пострадала в Гезелькроосе я, а напугался, бедненький, он. Мало ли, что его еще напугает.