— Это БМВ, Ида, — прошептала Марина. — Но здесь тупик, нам их не миновать.
— Быстро.
Они выскочили из машины, Марина с сумками и Ида с вечерней сумочкой. Ида поспешно заперла машину. Можно было бежать только в одну сторону — под прямым углом от раздевалки, которая закрывала поле зрения подъезжающей машине.
— Им ничего не стоит вычислить наши следы на снегу, — шепнула Марина, которая опережала Иду на несколько шагов. Ида почувствовала, как холод обжигает ее босые ноги, а бальное платье мешает быстро пробираться по снегу.
— Наверх, между деревьями!
Они услышали, как БМВ прибавил газ, и побежали по покрытому снегом холму и вверх по крутой лесной тропинке дальше в лес. Двери БМВ сильно и резко хлопнули, и в тот же миг девушки спрятались за большим валуном на самой вершине лесной кручи. Они тяжело дышали. Ида посмотрела на свои ноги — из одной текла кровь, и обе потеряли чувствительность.
— У тебя есть, — прохрипела она, — какая-нибудь обувь?
Марина быстро порылась в одной из сумок и достала сначала пару леггинсов, а потом пару кроссовок «Адидас», которые Ида быстро на себя натянула. Марина осторожно выглянула из-за камня.
— Это они?
— Определенно это БМВ. Женщина с мужчиной. Стоят около нашей машины. Заглядывают в окна. Женщина держит в руках телефон. А мужчина… он… черт!
Марина с быстротой молнии опять спряталась за камень.
— Он мог меня видеть. Он стоял и рассматривал наши следы на снегу.
Они немного выждали, а потом Марина опять выглянула из-за валуна.
— Женщина все время стоит и разглядывает свой мобильник.
— Она наверняка использует его, чтобы выследить жучок, — прошептала Ида. — Но перечница опять лежит в шкатулке. Пока перечница там, она нас не найдет.
Несколько секунд они сидели молча. Вид у Марины был опечаленный.
— Так не пойдет, Ида. Ты…
Марина внимательно посмотрела на нее, и Ида уставилась в землю.
— Понимаю. Мне очень жаль, Марина, что я тебя втянула. Это так несправедливо, прости меня. А что, если они расстреляют нас, расстреляют тебя!
Подруги пристально смотрели друг на друга несколько секунд, ни одна не плакала, но обе сжали челюсти и прищурились.